Гроза Византии (сборник). Александр Красницкий

на нашу сторону твоего супруга, этого нового Давида.

      – Каким образом, – ответила Феодора, – может женщина рассудить эти глубокие богословские споры, происходящие между вами, людьми, служащими украшением церкви?

      – Мы не верим безумному Евтихию, – продолжал епископ Анкирский, – отрицающему воплощение Христа, мы не одобряем Нестория, но мы верим вместе с Севером, что Иисус принял плоть бесстрастную и не страдал на самом деле телесным страданием.

      – Правда, – ответила императрица, – что тело Спасителя отличалось от нашего.

      – Мудрость глаголет твоими устами, владычица, – сказал епископ Мартиропольский. – Божественное тело не могло иметь никаких плотских слабостей; Христос не мог ощущать голода и жажды.

      – Мне кажется, это учение более подходит к величию Божества; впрочем, император рассудит это. Бог дал ему свет, рассеивающий мрак всех ересей.

      Епископы удалились, очарованные милостивым вниманием и благочестием императрицы.

      У Феодоры была своя тайная полиция, главным агентом которой являлась одна женщина, Хариклея. Это была особа весьма подозрительная, служившая Феодоре помощницей в ее любовных интригах, когда та не была еще на престоле. Тогда ее звали Македонией. Чтобы скрыть ее прошлое, императрица велела ей называться Хариклеей; официально ее обязанность состояла в том, чтобы раздавать милостыню бедным, неофициально же – в шпионстве. Однажды императрица позвала к себе Хариклею.

      – Экевал еще жив, – сказала она глухим голосом.

      – Если бы все, кого ты ненавидишь, были настолько же живы, как он! – ответила Хариклея. – Ты, должно быть, во сне видела этот преследующий тебя образ. Вот уже десять лет, как он умер в Антиозии.

      – Нет, нет! – сказала Феодора. – Я видела вчера на улице старика, одетого по-персидски, который все шел рядом с моей стражей и как будто старался пробраться к моей колеснице, – это он!

      – В самом деле, – ответила с ужасом Хариклея, – я уже несколько дней замечаю, что меня преследует какой-то странный человек, которого я как будто знаю и который, видимо, желает заговорить со мной.

      – Если бы я и сомневалась, то теперь перестала бы. Так человек, прогнавший меня, как прогоняют рабыню, человек, который мог бы под моей пурпуровой мантией найти следы им нанесенных мне ударов, этот человек живет в Константинополе и рассказывает о своих любовных похождениях с Феодорой! Он жив в то время, как я царствую?

      – Ну, не долго он будет жить. Впрочем, какое дело тебе, живущей на Олимпе, до шипенья какой-то змеи?

      – На ступенях этого трона, блеск которого ослепляет тебя, сидят неумолимые враги, они не забывают, что я когда-то танцевала на театре. Как они торжествуют, что я не родила наследника престола! Надо мной тяготеет какое-то проклятье. Когда приходил из Палестины Савва, которого считают святым и которому приписывают чудодейственную силу, я унижалась пред ним, я просила его помолиться, чтобы у меня был сын. Он отказал мне; он осмелился