Направляемые медитации, исследования и исцеляющие практики. Стивен Левин

дыхания (именно так звучит первоначальный греческий перевод этого слова). Это дыхание, которое соединяет грубое, внешнее тело с внутренним, тонким телом (см. медитацию на умирание). Объект, воздействующий на нервы грубого тела, воспринимается телом сознавания, тонким внутренним телом, в качестве ощущения. Благодаря дыханию наше тело сознавания остаётся соединённым с телом, в котором мы родились. Это тело поддерживает и питает в себе прекрасный исток духа. Когда прекращается дыхание, эта связь разрывается и тонкое тело обретает свободу, а грубое – разрушается под действием силы тяжести. Дыхание священно так же, как и жизнь.

      Обычно в нас так мало доверия к жизни, к наступающему мгновению, что в дыхании присутствует некоторая скованность. Страх, пусть и в такой тонкой форме, стремится направлять дыхание. Где‑то он сдерживает его, где‑то усиливает. Мы ограничиваем себя, не позволяя себе глубоко дышать, поскольку держимся на поверхности ума. Мы редко дышим «естественно».

      Моя подруга, занимавшаяся в течение некоторого времени медитацией, обнаружила, что во время своей практики в определённый момент сталкивается с трудностью, которая только усиливается, когда она усердно пытается окончательно избавиться от неё. Ей удалось непосредственно проследить, как, сопротивляясь таким неприятным, болезненным состояниям ума, она способствовала их укоренению. Это негативная привязанность. Поэтому, по её словам, она ходила часами – «просто для того, чтобы начать „дышать естественно”». Какое‑то время она намеренно ходила туда-обратно по своей комнате, пока ум не погружался в сердце. Тогда в дыхании, которое беспрепятственно проходило через её тело, возникала открытость сердца – за пределами самой её осознанности и также за пределами ума. Её ум успокаивался, и успокаивалась боль в ногах и груди. В этот момент происходило глубинное исцеление, когда на короткий миг внутреннее и внешнее пребывало в совершенной гармонии, между ними устанавливалась подлинная связь, и ум не играл роль «посредника», полагающего, что дыхание или тело отделены от священного.

      Когда дыхание течёт естественно, без продумывания и уловок, совершенно ничто не препятствует связи между внешним телом и внутренним сознаванием, между умом и сердцем. Дыхание, с его естественными приливами и отливами, пребывает в священном просторе. Дышащий растворяется в дыхании. Исчезает даже сама идея дыхания, остаётся лишь поток бытия в своём раскрытии. Есть лишь дыхание; дыхание как таковое. Все существительные растворяются в одном глаголе: глаголе быть, означающем безграничную таковость.

      И хотя бытие ни в чём не нуждается, наше переживание его открытости зависит от различных качеств ума, непрестанно меняющихся. Настраиваясь на дыхание, мы входим в тело сознавания, обитающее в нашей плоти и крови.

      Всего одно священное дыхание может освободить тело и ум от их преходящих привязанностей.

      Вдохнуть в себя священное – значит позволить таковости бытия (которую можно называть Богом, не прекращая при этом исследовать её) войти в сознание – свободно и безмолвно.

      Когда на глубоком вдохе мы отпускаем