Изломы судеб. Роман. Вадим Голубев

Не то он расстроится.

      Потом пришли бабушка и мать Лёни Аглая. Бросив дела, явился Александр Федорович. С ним Анфия Павловна. Долго сидели, вспоминая былое. Леонид больше молчал, а когда его попросили рассказать о войне, ответил:

      – Рассказывать особо не о чем!

      Потом у себя в доме Анфия Павловна сказала:

      – Повзрослел Леонид…

      – На войне быстро взрослеют, – ответил ей муж.

      Убийство Распутина потрясло Россию. Уж больно крепко врос старец Григорий со своими многочисленными прихлебателями во все сферы жизни страны. Казалось, его всевластию не будет конца. Правда, находились те, кто искренне считал царского любимца святым человеком. Большинство же видело в нем жулика, шарлатана, пьяницу и развратника. Ходили слухи, что оттого столь крепко сидит Распутин, потому как в его любовницах оказалась даже сама императрица. Сам Коля как-то с Шуркой пошел в кинематограф. Папенька поощрил деньгами за хорошую учебу и примерное поведение, хотя сам кино не жаловал, полагая что оно – «от лукавого». Перед «фильмой» с господином Глупышкиным (французский комик Андре Дид – авт.) показывали кинохронику. Государя награждали орденом святого Георгия. Вдруг с балкона заблеял омерзительный голосок:

      – Царь-батюшка с «егорием» (простонародное название награды – авт.), а царица-матушка с Григорием!

      Дома пацаны рассказали отцу о происшествии.

      – Не болтайте! – ответил тот. – Не то в компанию к дяде Арсению на Сахалин угодите! И вообще молоды вы еще такие вещи обсуждать! К тому же не вашего ума это дело… Марш чай пить!

      Теперь труп старца глядел мертвыми глазами с газетных фотографий. А для людей все же был шок! Все хотели скинуть «Гришку» с кликой, судить их за взятки и казнокрадство, но никто не думал, что такое когда-либо случится.

      – Ну и слава Богу! – вырвалось у Лёньки, зашедшего в увольнение домой.

      – Какой там «слава Богу»! – сокрушенно покачал головой Александр Федорович. – Раньше виновным во всех бедах народ считал Распутина. Теперь его недовольство перекинется на царскую семью, самого государя-императора.

      – Этого народу как раз и надо! – недобро ухмыльнулся племянник.

      В огне революций

      Прошел месяц с небольшим. Лёнька появился на Пресне с винтовкой за плечом, офицерской шашкой и наганом на портупее.

      – В Питере революция, – сообщил он двоюродным братьям. – Дни самодержавия сочтены! В Москве тоже городовых бьют, полицейские участки громят. Пойдем, брат, народную власть устанавливать, рабочих поднимать!

      – Пойдем, только оружия у меня нет… – ответил Николай.

      – Оружие будет! Стрелять-то умеешь?

      – Нас в училище учили.

      Увязался и младший брат Шурка, выудивший откуда-то припрятанный револьвер-«бульдог».

      Коля хотел дать ему тумака, но двоюродный разрешил. Во дворе Прохоровской мануфактуры