Изломы судеб. Роман. Вадим Голубев

в дом пытались затащить. Верно, хотели стрелять в народ. Одного мы подстрелили, – доложили пацаны. – В подворотню похромал.

      Полицейского солдаты докололи штыками, пулемет забрали, похвалили ребят, спросили: где найти старшего, и пошли со двора. Коля поменял обойму в карабине, на ходу зарядил пустую патронами. Шурка достал из кармана патроны, забил их в барабан «бульдога».

      – Мне их рабочие много дали, – сообщил он брату. – А все-таки я в городового попал!

      – Еще раз такое услышу – отправлю домой! – пригрозил Николай.

      Потом мотались по Лёнькиным поручениям с записками к командирам революционных частей и отрядов рабочих. Стрелять больше не пришлось. Правда, в одном месте нарвались на казаков. Однако те сразу спросили где найти кого-то из начальства.

      – Своих офицеров мы зарубили, командовать некому, – посетовали они. – А очень хочется за народное дело порадеть!

      Через сутки все было кончено. Лёнька, теперь уже Леонид Арсеньевич, отпустил братьев. Александр Федорович отнял у Шурки револьвер и утопил оружие в нужнике. Коля слышал, как за стеной свистел ремень, вопил младший брат и приговаривал отец:

      – Я тебе покажу, как соваться, куда не надо! Как во взрослые дела лезть – лоб под пули подставлять.

      Выдрав Шурку, папаша сказал Николаю:

      – Хулиганство у вас, а не революция, если вы таких несмышлёнышей на свои поганые баррикады тащите! Еще раз в безобразиях замечу – не посмотрю, Коля, что ты почти взрослый. Выдеру и тебя!

      А потом праздновали победу. Москва окрасилась в красное. Гремели «Марсельеза» и «Варшавянка». Под улюлюканье народа вели и везли в тюрьмы генералов, жандармов, полицейских. Сбивали вывески с двуглавыми орлами. Дожигали полицейские участки, до коих не добрались вчера. Гимназистки раздавали алые банты – символ победившей революции. В одной из них Коля узнал Леночку. Его Леночку! Похвастался, что тоже сражался за свободу.

      – А я от тебя другого не ожидала! – прильнула к нему девушку и поцеловала в щеку.

      Потом банты кончились, и парочка долго бродила по Москве, глядя на алые транспаранты, контрастировавшие с белым снегом и прозрачными голубыми сосульками, любуясь совсем другим – свободным народом. У Никитских ворот лакомились ананасами из магазина «Колониальные товары». Хозяин предпочел выставить угощение, не дожидаясь, пока народ разнесет заведение.

      – Отведайте, мамзель! – поднес Леночке на острие шашки кусок ананаса казак, один из тех, кого Николай вчера привел к Лёньке. – Коля, налетай!

      – Благодарю! – улыбнулась девушка, аккуратно сняв сочный, ароматный кусок с шашки. – А как вам этот фрукт?

      – По мне – гадость! – сплюнул казак. – Рот вяжет, кислятина! С нашими, донскими кавунами не сравнить! И как только их благородия это едят?

      Потом еще долго гуляли по бульварам – Тверскому и Пречистенскому (ныне Гоголевский – авт.), среди ликовавшего по случаю победы народа.