«Великая Германия». Формирование немецкой национальной идеи накануне Первой мировой войны. Константин Цимбаев

Ибо ведущие идеологи экспансионизма не только умели ладить с политиками, угождать военным и приспосабливать свою пропаганду к уровню понимания бульварной публики – хотя именно эти качества и предопределили их личный успех как публицистов. Крупные ученые и оригинальные политические писатели, они не ограничивались призывами к территориальной или экономической экспансии, и тем более – к военной агрессии. В исторической перспективе наиболее важной частью концепции германского экспансионизма была попытка по-новому осветить и обосновать место Германии и германства в меняющемся мире, поставить перед страной и народом ясную и великую цель, пробудить в немцах дух великого народа. Призывы к «Великой Германии» никак не сводились у них к примитивной идее «бронированного кулака» пангерманистов. Напротив, главные выразители настроений германского экспансионизма активно боролись против пангерманской политической школы с ее проповедью раздела мира путем грубой силы. Пауль Рорбах утверждал: «Мир существует для того, чтобы быть полем экспансии не только кораблей и оружия, но и национальной идеи». При этом он подчеркивал: суть проблемы заключается в том, что «ни один немец» этого не знает[101].

      Пропаганда «немецкой идеи» в мире – немецкого образа жизни, высокой немецкой культуры, укрепление немецкой церкви, системы образования, политических институтов – вот истинная конечная цель виднейших экспансионистов. При этом, говоря о путях развития мысли, о «немецкой идее», они имели в виду, по словам Рорбаха, «идеальное нравственное сохранение германства как созидательной силы современной и будущей мировой истории», силы, которая будет существовать «как совладычица мировой культуры»[102].

      В субъективном плане эта – малоинтересная подавляющему большинству читателей и последователей – сторона германского экспансионизма была главной для его идеологов. Высокая вера в будущее оправдывала в их глазах неприглядные стороны экспансионистской пропаганды в настоящем и в определенной мере облегчала идеологам экспансионизма бремя личной ответственности.

      Однако разрыв между политической реальностью и идеальным будущим был столь разителен, что это обстоятельство дает основание говорить о глубинной противоречивости и даже утопизме германского экспансионизма как направления общественной мысли. Читатели газет воспринимали экспансионистские идеи в их упрощенно политическом аспекте, мечты о мировой роли немецкой культуры казались им необязательным увлечением ученых авторов. Для самих идеологов экспансионизма в этом коренилась первопричина того, что, умея влиять на настроения немецкого народа, они никогда не умели повести его за собой. Они стояли не только над партиями, но и нередко над реальностью, особенно когда шла речь о внутреннем состоянии Германии. Раздвоенность и тщательно скрываемый утопизм воззрений были как бы родовыми чертами идеологов германского экспансионизма,

101

Rohrbach P. Der deutsche Gedanke. S. 56.

102

Ibid. S. 6–7.