Империя Тигвердов. Счастливый рыжий закат. Тереза Тур

правду, когда я чувствовала, что с Ричардом совсем плохо… Вы мне врали, – тихо сказала она.

      И император и его главный целитель склонили головы.

      – И вы приказали врать моим детям… Феликс, – тут она совсем побелела, – его все время не было дома. Значит… он вытаскивал Ричарда.

      – Пойдемте со мной, – попыталась я вмешаться.

      – Видеть вас больше не хочу, – процедила невестка императора сквозь зубы, проходя мимо мужчин.

      Мы вышли. Ее сыновья осторожно посматривали на нее.

      – Мам, – начал тот, который ее не пускал.

      – Я пока не желаю с тобой разговаривать, – отвечала она.

      Коридор, несколько дверей. Я открыла нужную и услышала:

      – Ника…

      Этот стон – лучшее, что случилось со мной за последние пять дней. Хотя… Нет, не так. Это в принципе лучшее, что когда-либо случалось!

* * *

      Дом, милый дом… На самом деле – университетская квартирка, но я успела соскучиться.

      Вот уже десять дней, как я не заходила домой. С той самой ночи, когда ректор университета увел под домашний арест к себе. Потом эпидемия…

      Но сегодня вечером поняла – все. Не могу больше. Хочу в свою ванную, а не в общий душ. Ароматная пена, свечи, отвары – чтобы все, как я люблю. В конце концов, заслужила!

      Это особенное чувство, когда подходишь к своему дому. Вот начинается величественная габровая аллея, а за ней уже и…

      – Миледи Агриппа! – раздался за спиной возмущенный голос ректора университета.

      Шипохвостая мумамба! Чем их начальственная милость недовольна на этот раз? И что за манера меня – дочь простого солдата – именовать миледи?

      Вслух я возмущаться не стала, вместо этого поставила сумку и саквояж на землю и обернулась:

      – Что-то случилось, милорд Швангау?

      – Почему надо было уходить, никому ничего не сказав? И потом… У вас тяжелые сумки.

      Синие глаза. Сверкают! И голос такой… Грозный. Однажды мне пришлось лечить одного государственного обвинителя – воспаление внутреннего уха – так вот он вел себя приблизительно так же.

      Я пошевелила плечами – все-таки сумка и саквояж были тяжелыми – и вопросительно посмотрела на милорда Швангау. Дескать, я прониклась, справедливый гнев начальства осознала, чувством собственного несовершенства преисполнилась, – можно говорить, в чем дело.

      – Не стоило самой тащить такую тяжесть. И потом – я думал, что… – Он замолчал.

      – Да, милорд?

      – До разбирательства вы живете у меня.

      – Простите. Забыла совсем. Так устала, что захотелось побыть одной. В привычной обстановке.

      – Вас подождать?

      – Мне неловко вас беспокоить.

      – Ничего, – улыбнулся он.

      Вот как ему объяснить, что принимать ванну и переодеваться, когда он будет сидеть и ждать меня в кабинете – гостиная в моей квартире не предусмотрена – мне будет…

      Щеки заполыхали.

      – Я отнесу ваши сумки и зайду за вами через пару часов, – принял решение милорд Швангау. – Что вы хотите на ужин?

      – Знаете… Очень