Прочь от тебя. Айрин Лакс

же ещё здесь находитесь!

      – Но касса уже закрыта… Я не смогу продать вам товар.

      Что за упрямство? Не вижу в упор кассового аппарата. Перед продавщицей – зеркало и тюбик ярко-сиреневатой помады. Она уже накрасила одну губу и собирается мазать вторую губу помадой цвета мертвечины. Злость закипает внутри мгновенно.

      – Плевать мне на твою кассу. Завтра доложишь. Вот эту машинку продай мне.

      – Я неясно выразилась? Я УЖЕ закрыла отдел…

      Вредная сука. Стоит, хлопает своими наращенными опахалами и капризно кривит ярко-накрашенный рот.

      – Что тебе стоит протянуть руку и достать с прилавка этот грёбаный красный грузовичок? От тебя отвалится кусок? Ты перетрудишься за эти тридцать секунд?

      Я опираюсь локтями на прилавок и загораживаю проход.

      – Не надо на меня так смотреть. Ручку протянула и достала необходимое, – во мне во всю кипит недовольство, – ты, мля, пререкаешься со мной дольше, чем требуется. Уже дала бы то, что я прошу, и спокойно отправилась куда глаза глядят.

      – Я… Я…

      – Если сейчас не продашь мне этот сраный грузовичок, я перемахну через прилавок и возьму его сам.

      Девица смотрит на меня испуганно и всё же выполняет мою просьбу. Я отсчитываю ей деньги.

      – Сдачу себе оставь. За моральный ущерб.

      Прижимаю эту машинку к себе и тороплюсь обратно. На выходе едва не сбиваю с ног заходящего внутрь мужчину, бурчу под нос извинения и спешу к детскому саду. В голове вообще ни одной путной мысли. Криво усмехаюсь – смешно от самого себя. Мне в лицо прямым текстом дали от ворот поворот, а я пытаюсь выудить хоть что-то из сложившейся ситуации. Я успеваю вовремя. Как раз начинают тянуться первые мамашки с радостно галдящими малышами. Я прохаживаюсь по бордюру, не спуская глаз с дверей. Через минут десять появляется Катерина, держа за руку мелкого пацанчика. Смешной такой – маленький крепыш, лицо серьёзное. Что-то рассказывает своей маме. Смотрю попеременно на Катю и на него, пытаюсь понять, на кого он больше похож. Глаза и рот явно не Катины…

      Чёрт, пока разглядывал, упустил момент, а бежать вслед и окликать как-то стрёмно. Держусь немного поодаль с этим красным грузовичком под мышкой. Катя полностью увлечена сыном, не смотрит на других прохожих. Улыбается так незаметно, одними уголками губ, но лицо неуловимо меняется от этой лёгкой улыбки. Хочется встать напротив и глядеть до одури на это тонкое лицо, когда оно освещается такой улыбкой. А еще больше хочется стянуть резинку и распустить волосы. Отчего-то кажется, что они мягкие и невесомые, как пушистые белые головки одуванчиков.

      Я залезаю в ту же самую маршрутку и вылезаю из неё первым. Катя крепко держит за руку малыша, пока тот с серьёзным видом пытается своими крошечными ножками преодолеть высокие ступени маршрутки. Я подхватываю его на руки, помогая спуститься, и тяну руку следом. Она машинально опирается на мою ладонь.

      – Спасибо, – поднимает глаза и осекается, узнав меня.

      – Не за что, – улыбаюсь