Прочь от тебя. Айрин Лакс

блузку. От его ладони исходит жар и проникает через тонкую ткань. Но внутри меня в противовес его горячим рукам всё стынет, покрываясь изморозью страха.

      – Привет, – наконец, выдавливаю я.

      – Привет – и всё? А как же ласковое прозвище? Нет? Ну может хоть обнимешь и поцелуешь?

      Кирилл тянет меня на себя, вжимает в своё тело, обхватывая подбородок одной рукой. Наклоняется и обдаёт тёплым дыханием, немного пахнущим сигаретным дымом, алкоголем и апельсиновой жвачкой. Крупные губы нагло накрывают мои, впиваясь. Я отворачиваю голову и мокрый поцелуй скользит по щеке.

      – Что тебе от меня надо?

      – А чего так неприветливо? Неужели не соскучилась?

      – Мне некогда скучать было.

      – Конечно, некогда. Разве бляди могут скучать? У них наверное и между ног не просыхает от весёлой жизни?

      – Понятия не имею. Тебе об этом известно больше моего.

      Он ослабляет хватку, и я осторожно высвобождаюсь. Боюсь поворачиваться к нему спиной и пячусь назад. Один крошечный шажок. Ещё один. Стоп. Кирилл вновь протягивает руку и хватает меня, дёргает на себя, удерживая несколько мгновений, и тащит в угол подъезда. Я упираюсь ногами в цементный пол, но с таким же успехом могла бы и ничего не делать вовсе. Кирилл много крупнее и сильнее меня. Что ему мои комариные тычки и жалкие попытки остановиться?

      – Отпусти.

      – Не могу, котёнок. Я, видишь ли, по тебе соскучился.

      Он зажимает меня в углу между стеной и своим телом. Мои глаза уже привыкли к темноте, но выражения его лица разобрать не удаётся. Оно кажется мне маской чокве из чёрного дерева. Такое же жуткое и злобное.

      – Просто в один прекрасный день я вдруг понял, что моей любимой суки нет во всём городе. Испарилась. Исчезла, как сквозь землю провалилась. Нехорошо сбегать едва ли не на другой конец страны, не предупредив об этом своего мужа.

      – Бывшего мужа. Кирилл, мы в разводе. Я вольна поступать как захочу.

      – Бывший – это твой ёбарь, нынче – инвалид хромой. А я – к этой категории не относился, не отношусь и никогда не буду. Ни-ког-да, слышишь меня, моя мелкая блядюшка?

      Страх скручивает нутро в один тугой узел. Я судорожно пытаюсь сообразить, как можно вырваться из этого плена. На лестничной площадке первого этажа слышится звук открываемого замка.

      – Помогите!

      Кирилл толкает меня к стене и зажимает рот ладонью. Я вонзаю зубы в мягкую плоть, он злобно шипит и матерится. Запускает пятерню в волосы и прикладывает головой об стенку. Несильно наверное, по его меркам. А у меня зубы клацнули и из глаз искры полетели. Из губ вырывается стон боли и обреченный всхлип, который Кирилл заталкивает вглубь моего рта ладонью. Щёлк-щёлк-щёлк. Замок закрылся. И соседи, живущие на первом этаже, затаились в своих квартирах, как трусливые крысы. Стоят за своими дверьми, отгородившись от всего, прислушиваются, но не сделают ни шагу навстречу, ни телефонного звонка. Делайте, что хотите – избивайте, насилуйте, но за пределами нашего маленького