Present Continuous. Александр Николаевич Уров

прикаштанивались к вечеру бульвары, пробка на пересечении Бродвея и 42-ой категорически отказывалась рассасываться, сексуальные гондольеры, нарушая приличия, плавно скользили на красный свет, московские таксисты умело очумело мчали в парк. Гражданинов, однако, ничего из «по-прежнему» уже не замечал. Он видел только Лингу и не понимал, как же он существовал все эти годы и как он будет жить дальше. Полное отсутствие благоразумно исчезнувшего на время разума избавило Гражданинова от появления каких-либо других вопросов в этот период его улыбающейся до ушей жизни.

      Через десять дней полной мобилизации всех своих внутренних сил, многочисленных консультаций с другом детства Баклажаном Гражданинов после занятий подошёл к девушке и предательски вспотевшим голосом произнёс отрепетированную бессонными ночами фразу:

      – Пошли в кино.

      Кино

      Она согласилась. Кино длилось два года. За это время мы объездили весь свет. Нам нравилось бродить по тихим улочкам Праги, разгадывать тайны острова Пасхи, по правде говоря, никаких фигур мы там не нашли, потому что не искали, а беспрерывно обнимались друг с другом. В Стамбуле ракеты-минареты зазывали нас посетить чужие небеса, мы радостно бежали к голубой стартовой площадке, но в последнюю минуту обнаруживалось отсутствие правильно оформленных билетов, и строгий янычар при входе был неумолим. В Африке нас чуть не съел тигр. Какое это счастье – не быть съеденным вместе с любимой девушкой голодным тигром! Часто в железной бочке мы сказочно-запретно падали в бушующую пучину Ниагарского водопада, и оставались живы, очевидно, наши смерти были маленькими и ходили еще в детский сад. Американские копы штрафовали нас за нарушение общепринятых норм. Если же бочку прибивало к канадскому берегу, то обходилось без штрафа, но в обоих случаях нас «Дельтой» депортировали домой. Весной сосед по Наро-Фоминской даче на крыше незалежного «запорожца» привозил из Арктики новую ржавую бочку и с радостью подвозил нас на красивое озеро Онтарио. Краснокожие индейцы боготворили Лингу. Чингачгук называл её Говорящая-с-журавлями. Наверное, потому что была осень, над нашим вигвамом курлыкали на юг дивные птицы, и Линга подолгу смотрела вверх и шептала им что-то…

      В до-ре-ми-канской республике фиолетовый попугай скромно попросился сфотографироваться с самой красивой девушкой. Два улыбающихся счастья – птичье и человечье – застыли на мгновение, называемое «cheese». Через неделю их фото взорвало тиражи парижских журналов. Попугай разбогател, купил себе свободу и погрустнел.

      Мы к этому времени любили друг друга в ледяной стране, полной неземных красот и вулканов с непроизносимыми названиями. Стоя на одном из них, мы увидели белые горы на линии горизонта и одновременно почувствовали глухой и мощный зов, исходящий от них.

      – Туда нельзя, – тихо сказала Линга. – Это горы Хаконы, – она прижалась ко мне крепко и закрыла глаза, как будто вспоминая что-то.

      Я обнял мою маленькую девочку.

      – Ну хорошо, нельзя так нельзя. В конце концов, на Земле есть много мест,