Рассказы из кофейной чашки (сборник). Андрей Волос

Почему? Что, без этого нельзя, что ли? Обязательно все друг другу должны быть что-то должны?

      Кривоносый внимательно на него смотрел – не моргая, не щурясь. Черевин задохнулся. Он почувствовал, что говорит правильно, в нужном направлении, что главное – не менять тона, и тогда еще несколько слов – десяток от силы, – и он его ударит, этот кривоносый. И уж тогда у Черевина будут все основания впиться ему в горло так, как впивается он сейчас в его хлеб.

      – Верно? – спрашивал Черевин, глядя ему в глаза. – Верно? Ведь кабы я знал, что ты у меня потом попросишь, то это одно. А я не знаю. Верно? Чем же мой долг измерить? Ничем. Нечем. Кроме денег. Вот я и говорил – возьми деньги. Помнишь?

      Черевин сделал легкое движение к нему, чуть придвигаясь и как бы подставляя щеку.

      – Нет, ты помнишь? – сказал он, чувствуя легкое замирание души: вот оно, сейчас. – Так я и говорю: взял бы ты деньги.

      И, расширив глаза, чтобы не зажмуриться ненароком, он протянул на плоской ладони все это время сжимаемые в кулаке монеты.

      Они блеснули, отразив не то фонарный, не то звездный свет. Их было три – круглых и блестящих. Ладонь подрагивала. Черевин распрямлял ее изо всех сил – так, что пальцы загнулись в другую сторону. Остервенение, испытываемое им, было похоже на легкий хмель. Что-то позванивало в ушах, и толчками гуляла по всему телу кровь. Если бы оставалось хоть немного времени, он бы еще кое-что ему сказал. Ему было что сказать. Подарочки? Одолжения?! Протянуть кусок хлеба не глядя – все равно что отмахнуться. Отмахнуться, не заметив, не посмотрев в лицо, не узнав того, что есть на свете такой человек – Черевин. Не надо одолжений. Надо взглянуть. Остановиться. Запнуться об него. Вот он – Черевин. Нет, мимо не пройдешь. Вот оно, сейчас.

      – Не надо, – мягко сказал кривоносый и обеими своими широкими и костистыми ладонями плавным теплым движением обнял ладонь Черевина так, что она сама собой медленно закрылась, спрятав в черноте своей блестевшие только что монеты.

      – Ах, ты! – только и успел сказать Черевин, резко выдергивая руку; почувствовав, что начинает задыхаться, он резко вдохнул, желая распрямить грудь и наполнить ее порцией свежего воздуха; но действие это привело к обратному результату: толика хлебных крошек и полупрожеванной мякоти забила горло, и Черевин согнулся, сипло и жестко кашляя. Он поворачивал голову, чуть разгибаясь, и видел, что тот стоит возле, говоря что-то на непонятном ему языке куда-то в сторону кассы. Потом кривоносый взял сумку и пошел. Черевин захрипел и хотел было броситься за ним, но приступ кашля снова повалил его на скамью.

      – Сволочь!.. – удавалось ему сказать время от времени.

      В конце концов перхота прошла, и он, утирая слезы, смог выпрямиться. Стал высматривать кривоносого, но так и не высмотрел. Возле кассы стояла куцая очередь из нескольких человек – должно быть, время подходило к урочному часу.

      Лаваш лежал рядом. Сейчас он был похож на расколовшуюся луну с изъяном в том месте, откуда отрывал Черевин. Он не пах уже столь одуряюще, как раньше. Может быть, потому, что Черевин