Рассказы из кофейной чашки (сборник). Андрей Волос

ышал, как в горле у нее что-то хрупнуло, словно порвалась какая-то пленочка. Она прокашлялась: – Через час подойдите.

      – Через час? – переспросил он так, словно не знал, что через час поступят сведения о ереванском, который к этому времени подползет к Адлеру.

      – Через час.

      – Дала бы ты мне билет, а? – сказал Черевин, не убирая денег.

      – Да вы что, в конце концов! – возмутилась кассирша, вскинув голову. – Отойдите, нет билетов! Я же сказала – через час!

      Черевин выдернул ладонь из окошка, схватился обеими руками за хлипкий подоконничек и, прильнув к стеклу, забормотал угрожающе:

      – А, мало тебе! Мало вам всем! Конечно, я сотню кинуть не могу! Я тут жить должен! Мне билета нет!

      Он тряс подоконник. Дрожала вся будка.

      – Прекрати! – крикнула кассирша. – Милиция!

      – У, сволочь! – буркнул Черевин, отходя от кассы в темноту перрона.

      Ночь висела над ним черным пологом. Здесь, где фонари не слепили глаза и рельсы не сверкали, а только матово поблескивали, над головой виднелись звезды. Их было много. Черевин смотрел на них, задрав голову. Он качался с носка на пятку.

      – Сволочь, – повторил устало. – Мне как будто ехать не надо.

      Он медленно дошел до конца перрона. Перрон был низким. Черевин ступил на гравий и сделал еще несколько шагов. Гравий хрустел. Он нагнулся, выискал среди пыльных камней покрупнее и почти минуту играл им на ладони, представляя, что будет, если засветить кассирше в лоб. Размахнулся, запустил камень в темноту. От нечего делать покопал гравий носком узконосой туфли. Потом забрался на перрон и пошел назад, туда, где на скамейках вокруг билетного киоска люди клевали носами возле своих чемоданов.

      Пахло хлебом.

      На скамье рядом с человеком лежал плоский кругляк свежего лаваша. Черевин даже в этой полутьме видел, какой он тонкий в середине, как плавно сначала, а потом все резче утолщается к краям. Запах наплывал волнами, и, когда он шел мимо лаваша в одну сторону, пахло сильнее, а когда в другую – запах почти пропадал.

      Черевин сплюнул, развернулся, пошел назад и, проходя мимо, на этот раз решительно сбил шаг и сел на скамью. Сев, он стал смотреть прямо перед собой, тихо мурлыча что-то под нос.

      Лаваш лежал между ними.

      Человек поднял низко согнутую дремой голову и посмотрел на Черевина. Боковым зрением Черевин видел, что тот все смотрит и смотрит, никак не оторвется. Тогда он сам повернул голову, и они встретились глазами.

      У человека на скамье взгляд был таким спокойным, словно все на свете он знал наперед. Черевину показалось, будто что-то сжалось у него в животе: в первый момент он принял этого человека за того, с которым схлестнулся вчера спьяну в городском парке. Вот и у того глаза были точно такие же. Черевин было насел на него поначалу, напер, но потом отступил на виду у всех, и до сих пор позор этого отступления жег ему грудь. Слишком спокойные были глаза. А побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто спокойнее.

      Человек отвернулся, почесал щеку. Потащил из кармана сигареты. Нос у него был кривой.

      – Билетов нет, – сказал осторожно Черевин.

      Тот покосился, кивнул. Потом чиркнул спичкой, и оба они ослепли на несколько секунд.

      – Я ей говорю, – заторопился вдруг Черевин, – дай мне билет. Позарез мне ехать надо, говорю.

      Он посмотрел на лаваш, белевший во тьме, как упавшая с неба луна.

      – Кушай, пожалуйста, – сказал человек, медленно поворачивая к нему голову. – Пожалуйста. Кушай.

      – Нет, нет, – сказал Черевин, замотав головой из стороны в сторону. – Нет, я не хочу. Я ел недавно. Я хлеба не ем. Лаваш – это же ваш хлеб, да?

      – Хлэб, да, – сказал кривоносый. – Кушай.

      – А она говорит – через час. Я знаю. Тут ведь так. Тут у кого деньги есть – тот король. Я ей сотню не могу кинуть. Через час! Я уже два поезда пропустил.

      – Крушение, – сказал кривоносый. – Авария. Билетов нет. Ты кушай, кушай.

      – Нет, не хочу, – сказал Черевин, глотая слюну. – Крушение, да. Я к ней и так и этак. Дай, говорю, билет. Не дает. А как мне быть? Знаешь, продай мне половину, а? – сказал он. – Продай! Я тебе сейчас заплачу!

      Черевин привстал и, сунув руку в карман, стал шебаршить там, звеня мелочью и приговаривая:

      – Сейчас! У меня же есть деньги. Если бы у меня денег не было… Сейчас!..

      Кривоносый смотрел на него спокойно, огонек сигареты был ярко-красным. Когда наконец выудил Черевин из кармана несколько блеснувших ртутью монеток, протягиваемых на ладони, он сказал медленно:

      – Не продается.

      И отвернулся.

      Черевин помолчал, сжав монеты в кулаке и не зная, что делать с кулаком. Потом сказал просительно:

      – Ну продай, что ты… Тебе же много. А я есть хочу. И взять негде. Продай.

      Издалека послышался гудок, и вдруг по товарному составу, стоявшему на дальних путях, побежал удар, перескакивая со звоном и гулом от буфера к буферу,