Коктейльные вечеринки. Анна Берсенева

вызова ни в одном ее вопросе, а чувствовала только ее прямодушие.

      – Что ж, прямодушным Бог дарует благо, – окидывая ее оценивающим взглядом, сказала Морозова.

      Тут уж не рассмеяться было невозможно – Маша и рассмеялась. И пробормотала сквозь смех:

      – Не обижайтесь…

      – На обиженных воду возят.

      – Вам шпионкой можно работать, – отсмеявшись, объяснила Маша. – Как только у меня в голове слова появляются, вы их сразу улавливаете.

      – Богатый у тебя словарный запас, – усмехнулась Морозова. – Кто твои родители?

      – Никто, – пожала плечами Маша. – В смысле, мама в бухгалтерии на комбинате работает. А папа спился. Он был, типа, поэт.

      – Возможно, богатый словарный запас был у него.

      Маша помнила папу смутно, и в то время, которое она помнила, словарный запас у него был как раз небогатый – бормотал что-то спьяну, вот и все. Но его стихи, сложенные в папку – десяток листков, не больше, – привлекали ее, хоть и были непонятны. Мама говорила, что у отца не хватило сил прожить по-человечески, но Маша не считала сильно уж человеческой однообразную бесцветную жизнь, на которую только и хватало сил у мамы, а потому не доверяла этой ее оценке. Да и другим ее жизненным оценкам не доверяла – они были приложимы только к тому, что понятно само собой, а для всего неясного, мерцающего, манящего, из чего состоит жизнь, оценок у мамы не было.

      – Красавицей ты, может, и не являешься, – вернулась к предыдущим своим рассуждениям Морозова, – но внешность у тебя выразительная. Мужчины это ценят.

      – Почему? – удивилась Маша.

      Ничего выразительного она в своей внешности не находила, но интересно ей было не про внешность как таковую, а про то, что ценят мужчины. Кое-какие представления у нее об этом были, но неплохо было бы узнать и мнение Морозовой.

      – Потому что не так уж много людей, на которых имеет смысл остановиться взгляду, – ответила Морозова.

      – Не знаю, – вздохнула Маша. – Я в вашу мансарду вообще-то переехала, потому что с одним таким рассталась… Который взгляд на мне остановил. Но никакой ценности я для него не представляла, оказывается.

      – Это он тебе сказал?

      – Он сказал, что жить со мной легко, но…

      Маша хотела уже передать слова Игоря о том, что она не способна на человеческую заботу, и даже спросить, как Морозова думает, почему он так решил…

      И вдруг это стало ей понятно без объяснений.

      – Но – что? – спросила Морозова.

      Маша молчала.

      История, с которой была связана неожиданная догадка, всплыла у нее в памяти с отчетливостью компьютерной графики на экране.

      Осенью она сделала прививку от гриппа, а Игорь сказал, что это бессмысленно, потому что прививка делается от вируса прошлогодней модификации и от нового не поможет. В декабре Маша вирус подхватила. Неизвестно, какой он был модификации, но проболела она всего два дня – валялась с температурой, раз в час выходила в кухню за горячим чаем, а в остальное время лежала, отвернувшись к стенке, и хотела только одного: чтобы ее не трогали. Игорь,