Мир Тропы. Очерки русской этнопсихологии. Александр Шевцов (Андреев)

нему и сделал захват правой за его левую руку поближе к плечу, как бы для броска через бедро. Точнее, мне показалось, что сделал, потому что, хоть он и не убрал свою руку, но моя словно провалилась сквозь пустоту и я повалился назад.

      – Да не бойся, не бойся, хватай сильнее! – подбодрил меня Поханя.

      Не понимая, как же это я так оконфузился, я вскочил на ноги и сделал захват левой за его правую, а правой за шею и упал сквозь все ту же пустоту вперед, едва успев подставить руки, так что даже отбил ладони об пол. Тут уж я понял, что что-то не так, и начал действовать с предельной осторожностью, но быстрее. И при каждом входе в захват оказывался в пустоте, которая хлестко била меня об пол. С какого-то момента я уже не надеялся провести бросок и бился лишь за то, чтобы не упасть, устоять на ногах. Мне все казалось, что теперь я понял и у меня получится. Но не получилось раз двадцать, если не больше. При этом сам Поханя даже не делал попыток меня не то, что бросить, даже подтолкнуть слегка. Он только смеялся, а потом начал спрашивать:

      – Понял? Ну, понял? Видишь ее? Нет? Да?

      «Ее» я не видел, но какое-то понимание у меня начало появляться. Наконец я не выдержал и спросил его:

      – Да кого видеть-то?

      Тогда он отодвинулся от меня и показал на свою грудь, даже постучал по ней:

      – Смотри! Плотная штука?

      Я кивнул.

      – Потрогай!

      Я потрогал, даже постучал по ней кулаком.

      – Очевидно?

      – Очевидно.

      – А я тебе говорю, что это пустота!

      – Как?

      – Так! Это и есть основная западня, в которую нас ловит мышление. Очевидность – это только человеческое мнение, а не закон! Не закон природы! Это твое личное право – верить в нее или не верить. Вот ты веришь, что тело плотное, – он еще раз постучал по груди, – и ты плотный. А я не верю! Я просто вижу пустоту – и я пустой! Я – пустота! Ну-ка возьми меня! – и он опять начал двигаться вокруг меня, и его тело исчезало, точно тая, из моих рук. В любках эта работа называется пустеньем, но говорить о ней надо особо.

      В тот раз, вернувшись от Похани домой, я действительно долго просидел, вспоминая все, что мне говорили про очевидности.

      Дядька

      Когда-то в детстве я слышал, как моя бабушка пела песню про «Девку-семилетку». Я вспомнил об этом только очень много лет спустя, когда ее спели однажды Дядька и его жена тетя Нюра. Пели они ее не совсем так, как звучала она у меня в памяти, а сейчас на Тропе ее поют тоже по-другому. Очевидно, песня бытовала очень широко, почему и известно так много разночтений. Чтобы было понятно, о чем речь, я приведу текст, близкий к тому, что пели они. Для начала разговора я воспользуюсь самым кратким из найденных мною вариантов. Это из собрания Шейна «Великорус в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т. п.»:

      Как по мосту, по мосточку

      Шла девка семилетка,

      За девушкой сын купецкой:

      «Постой, девка семилетка,

      Загадаю три загадки,

      Изволь девка отгадати:

      А что ростет без