Апокриф. Владимир Гончаров

настолько захлестывали ее практичный ум, что она совершала необдуманные поступки, происходили крайне редко, если вообще имели место.

      Ее увлечение Лидо в значительной мере было вызвано тем, что он как-то очень удачно заместил возникший у Лорри резкий недостаток в близких, любящих и понимающих людях. Горячо любимый отец – умер; мама – настолько поражена душевной болезнью, что вроде уже и не мама, а другой человек, общение с которым не помогает, не облегчает, не успокаивает, а требует страшного напряжения и терпения; брат, похоже, видит близких для себя только в своем религиозном клане. Адди! Адди – конечно! Но она – далеко, и все общение с ней сводится к редкой переписке.

      А с Лидо они совпали, как иногда совпадают и становятся близкими люди, неведомо, почему. С одной стороны, наверное, – необходимая мера схожести во взглядах и реакциях, с другой, – отсутствие полей, на которых возможна конкуренция интересов или борьба амбиций, с третьей, – взаимная внешняя притягательность. Видимо, так, или примерно так… а может, и вовсе не так…

* * *

      Перемену в жизни Лорри прежде всего почувствовали ее подружки по университетскому общежитию, куда она теперь приходила только ночевать, да и то не всегда – были ведь и ночные дежурства. Почти все время она проводила в госпитале: либо в отделении – по обязанности, либо в госпитальном парке с Лидо – по душевной склонности.

      Девочки любопытничали:

      – Послушай Лорри! У вас там что, в госпитале, медом намазано? Ты там, кажется, совсем поселилась?..

      – Да влюбилась она! Не видишь? Светится!

      – Лоррик, а он как, ничего? Хорошенький?

      – А карточка есть?

      – А он что, раненный?

      – А у него все на месте? Проверяла?

      – По истории болезни?! Ну-у-у… так неинтересно!

      – Скажи, Лоррик, он рядовой или офицер?

      – Моряк?! Ух ты! Здорово…

      И так далее…

* * *

      В госпитале, тем более, все было на виду:

      – Лорри! Смотри, твой опять под окнами мается!

      – Лорри! А как он целуется?

      – Лорри! Попроси своего эпикриз в морг отнести…

      – Лорри, детка! Я все понимаю, сама была молодая, но ты хвостом крути подальше от отделения. Сама знаешь, что у нас за контингент. Не нужно им на больную мозоль давить. Договорились?

      …

* * *

      У Лидо оказался замечательно легкий характер. Он хорошо понимал и любил юмор, не обижался по пустякам. Может быть, в нем была даже некоторая легковесность. Он не обладал особой эрудицией, принципиально не хотел углубляться в проблемы, которые не касались непосредственно его самого или близких ему людей, не любил философствовать, терпеть не мог обсуждать политику и политиков, стремясь уйти от таких разговоров или перевести их на шутливый тон. Зато у него хватало терпения выслушать человека, он всегда мог найти приятные успокаивающие слова и при возможности старался помочь практическим делом, что, в общем-то, высоко ценится в обществе. Имея много друзей и просто расположенных к нему знакомых, успешно решал с их помощью р