Апокриф. Владимир Гончаров

в таких случаях резолюции: «поддержать», «осудить», «одобрить», «выразить»… К концу собрания подоспела информация из городского Совета МС о готовящейся по призыву «Объединенного Отечества» манифестации – факельном шествии под девизом: «Пылающие сердца – за Родину!» До заявленного времени начала шествия оставалось около четырех часов, и Болкамис быстро определил часть присутствовавших по мобильным группам, поручив им обойти общежития и учебные корпуса университетского городка, оповещая всех, кого удастся найти или встретить, о патриотическом мероприятии и агитируя за участие в нем. Другая часть, человек сорок, сплошь ребята, отправились в университетские мастерские – готовить факелы.

* * *

      Шествие вышло грандиозным. В темноте по улицам Продниппа потекли огненные ручьи, сливаясь в потоки, устремившиеся лавовыми языками вниз, на набережную, к огромной площади перед речным вокзалом. Те, кому не хватило факелов, дополняли иллюминацию свечами, вставленными в обрезанные пластиковые бутылки, или просто ручными электрическими фонариками. Открытая галерея вокзального фасада, обращенного к берегу и площади, была превращена в трибуну и освещена прожекторами с оранжевыми и красными светофильтрами. С левого берега (если кто видел) зрелище было совершенно фантастическое: все участники манифестации уместиться на площади не могли, и поэтому огненное море, колыхавшееся на площади, выбросило светящиеся щупальца вверх по невидимым в темноте улицам, уходившим в высоту правого берега, и все это опрокидывалось отражением в дрожащей ряби мелких волн на широкой поверхности реки.

      Война начиналась красиво – как карнавал.

* * *

      Лорри испытывала отчасти инстинктивный, отчасти внушенный отцом страх перед толпой.

      Она, конечно, заняла свое место в составе университетской колонны, но, как только ощутила, что в атмосфере воодушевления и единения, постепенно воцарившейся среди демонстрантов, кто-либо перестал воспринимать ее как отдельную единицу, и вообще, в экстазе общего действа замечать ее персональное присутствие, Лорри тут же потихоньку, как бы случайно, продрейфовала к краю потока, потом завернула в какой-то мало освещенный проулочек, вроде бы поправить задник у туфли, и… так там и осталась. Факельное шествие плыло своей дорогой, а она все дальше отступала в спокойную темноту между домами, затем развернулась и быстро пошла в сторону…

      Погуляв минут сорок по тихим улицам предместья, Лорри вернулась в университетский городок только не через главный въезд, а через парковую зону, и, не встретив никого из знакомых (и вообще почти никого), пробралась в свою комнату в общежитии, но не обычным путем – через дверь, мимо вахтера, а запасным – через предусмотрительно не запертое изнутри окно дамского туалета на первом этаже. Этот нехитрый тайный лаз использовался несколькими поколениями студенток для возвращения с романических ночных похождений в объятия альма-матер. У студентов, разумеется, был свой «черный ход».

* * *

      Трудно было ожидать, что какая-либо