Никогда не заговаривайте с неизвестными. Анна Малышева

икнула, стыдливо закрыла рот ладошкой:

      – Ой, ну что за гадость…

      Иван бросился в темноту, прочь от костра. До самого дома он бежал, не переводя духа, как будто что-то случилось, надо Галку спасать. Ключей у него своих не было, пришлось позвонить. Открыла мать, и сразу начала:

      – Еще позже ты прийти не мог, конечно?

      Но он ее не слушал:

      – Да ладно, ма, я сейчас…

      Он бросился на кухню, схватил какую-то банку, открыл кран. В банку с шипением бежала ледяная вода, а мать, стоя за спиной, выговаривала:

      – Сырую воду пить нельзя! Кипяченая в графине!

      – Да ладно, ма, – он попытался проскользнуть в коридор, но мать загородила ему путь:

      – Опять туда?! Опять к этому жуткому Косому? К своим приятелям?!

      – Опять! – Он все же вывернулся и выскочил на лестницу. И вот он уже на пустыре. Бросается туда-сюда, ищет, зовет… Но угли догорели. И где теперь сидят ребята – не поймешь. Наконец он услышал голос Косого:

      – Ты, Вань?

      – Я! А… Она где?

      Косой выступил из темноты, его лицо озарил огонек папиросы.

      – Да где же она? – почти выкрикнул Иван.

      – В кустах. Там, где покрышки старые валяются, – Косой показал за спину. – Иди, она ждет.

      Иван ни о чем его не спросил, но по смущенному лицу Косого, по его виноватому голосу все понял. Его опередили… На подгибающихся ногах он прошел к кустам, раздвинул их, позвал:

      – Ты тут, Галя?

      – А? Здесь я, здесь… Иди сюда… Ты кто, а? Который?

      Он вдруг ощутил на своем лице прикосновения ее горячих мокрых пальцев. Мокрых? Почему? Ведь дождя давно не было, земля сухая. От ее пальцев резко пахло чем-то животным, и этот запах был ему противен. Он сунул ей банку и услышал, что она жадно пьет, захлебываясь, булькая, постанывая от удовольствия. Наконец булькание затихло. Галка спросила уже более осмысленным голосом:

      – Это ты, Ванечка?

      – Я.

      – Иди ко мне. Ты что – боишься?

      Он опустился на колени, нашарил рукой ее плечо, потом шею, потом полную грудь. Она хихикала и повторяла:

      – Смешной какой, ну, давай, пошли ко мне…

      Домой он вернулся на рассвете. С Косым он не поссорился. Иван себе сказал: «Еще чего – терять друга из-за какой-то…» А Галка была именно «какая-то». Он в нее не влюбился – не получилось. Когда понял, что она изменила ему, не дождалась, то разозлился только на нее, а не на дружков, которые воспользовались моментом.

      Галка к ним стала часто ходить. Она работала в овощном продавщицей. Весь день вешала картошку, свеклу, апельсины. Выпивала в подсобке, курила прямо за прилавком, никого не признавала, материла покупателей. Особенно обожала обложить крупным, крепким матом военных и милиционеров. «Эти – самые тупые, – говорила она. – Уж это – конец света…» Ее не увольняли, потому что Галкина мать работала в том же магазине уборщицей. Когда-то стояла за прилавком, но по причине беспробудного пьянства была снята с должности – нахамила, кому не надо было, из начальства… Но друзья в магазине жалели пьянчужку и терпели ее беспутную дочку. Отец у Галки