Земля надежды. Филиппа Грегори

на этой неделе, а может, и дольше, – сказала она. – И горничных тоже посылать не хочу.

      – Почему?

      Она ответила маленьким беспомощным жестом. Ему вдруг пришло в голову, что до сих пор он видел в ее движениях только уверенность и определенность.

      – В городе происходит что-то не то, – начала она. – Я не могу даже описать, что именно не так. Неспокойно. Как небо перед грозой. Люди обсуждают что-то, собираясь на углах улиц, и замолкают, когда я прохожу мимо. Все смотрят друг на друга так, как будто хотят заглянуть друг другу в самое сердце. Никто не знает, кто друг, а кто враг. Король и парламент разорвали страну надвое, как лопнувший стручок гороха. И теперь мы, как горошины, рассыпались и раскатились во все стороны, и никто не знает, что делать.

      Джон посмотрел на жену, стараясь впервые за их семейную жизнь понять, что она может чувствовать. Внезапно он понял, в чем дело:

      – Ты выглядишь испуганной.

      Она отвернулась к борту телеги, как будто этого чувства следовало стыдиться.

      – Кто-то бросил в меня камень, – сказала она очень тихо.

      – Что?

      – Кто-то бросил камень, когда я уходила с рынка. Он попал мне в спину.

      Джон был ошеломлен:

      – Тебя забросали камнями? В Ламбете?

      Она тряхнула головой:

      – Да так, только задело. Камень бросили не для того, чтобы сделать мне больно. Я думаю, это скорее было оскорбление, предупреждение.

      – Но с какой стати кто-то на рынке Ламбета хочет тебя оскорбить? Или о чем-то предупредить?

      Она пожала плечами:

      – Все прекрасно знают, что ты королевский садовник, слуга короля, и твой отец до тебя тоже служил королю. И всем этим людям совершенно не хочется знать, что у тебя на душе, о чем ты думаешь как частное лицо. Они думают о нас как о королевских слугах, а короля не очень-то почитают в Ламбете и в Сити.

      Мысли в голове у Джона закружились водоворотом.

      – Тебе больно? Ты ушиблась?

      Она хотела было ответить отрицательно, но споткнулась на первом же слове. И тут Джон не раздумывая обнял ее, дал выплакаться на его груди и выговориться.

      Она боялась, она очень боялась. И она боялась каждый рыночный день с того самого дня, когда вновь был созван парламент, а король вернулся домой после поражения от шотландцев.

      Торговки отказывались обслуживать ее, они заламывали цены, они обвешивали ее, когда она покупала муку. А мальчишки-подмастерья бежали за ней и выкрикивали разные слова. И когда ей в спину ударил камень, она решила, что это был всего лишь первый из града камней и что за ним последуют другие, собьют ее с облучка, сбросят на землю и она так и останется лежать на улице.

      – Эстер! Эстер!

      Джон крепко держал ее, пока она сотрясалась от рыданий.

      – Моя дорогая, моя дорогая, моя маленькая женушка!

      Она мгновенно перестала плакать:

      – Как ты назвал меня?

      Он сам не понимал, что говорит.

      – Ты назвал меня своей маленькой женушкой и дорогой… – повторила она.

      Она