Трое против Нави. Сергей Анатольевич Остапенко

зевак. Бр-р!

      С другой стороны я чувствовал себя вполне сносно, поэтому возникшая в моем воображении картина сама собой исчезла. Тогда я, решив покончить с неопределенностью, открыл глаза и рывком сел, готовясь, если понадобится, защищать свою жизнь.

      От резкой смены положения тела в голове помутилось, и я, пытаясь сохранить равновесие, оперся ладонями о землю. Кровообращение быстро нормализовалось, но я заметил это не сразу. Картина, представившаяся моему взору, была чересчур уж фантастична, чтобы я мог поверить своим органам чувств.

      Насколько можно было судить, я находился на самой высокой точке небольшого плато, обрывающегося довольно резко километрах в десяти к востоку от меня. Сзади, в стороне, где солнце уже проделало большую часть своего пути по небосклону, его сплошь покрывали густые, непроходимые, как мне показалось, леса. Взгляд затерялся в могучей чаще и, словно испугавшись, вернулся назад.

      По моему мнению, высота плато была не велика, но я никогда не отличался точным глазомером, поэтому наверняка определить не мог. С этой стороны деревьев было поменьше. Маленькие рощицы располагались там и сям посреди степи, кое-где имевшей серо-зеленый, а кое-где и совершенно желтый цвет. Ниже плато лежала холмистая равнина, усеянная блестящими в лучах солнца зеркалами речушек и прудов. Равнину почти пополам делила более широкая река, один край которой терялся за горизонтом, а другой впадал в узенькую лагуну, зеркальный лоскуток глубоководья, вклинившийся в долину у самых отрогов гор. За рекой местность начинала повышаться, переходя в низкий скалистый кряж, который перетекал в приземистую горную гряду. Полоска лазури, блестевшая за ней, говорила о том, что я нахожусь на небольшом полуострове, который с трёх сторон омывается волнами колыбели жизни.

      Пейзаж был настолько насыщен яркими контрастными тонами, что казался почти нереальным. Но меня, признаться, поразила не столько фантастическая красота места, сколько отсутствие в обозримых окрестностях всяких следов цивилизации. Я не смог разглядеть ни одного строения, дороги, линии электропередач, ровно ничего, напоминающего о деятельности человека. Природа этих мест была девственно чиста и нетронута воздействием технического прогресса.

      Пресытившись чудесными далями, я вспомнил о своем положении и оглядел место, на котором восседал в костюме Адама. Им оказалась обыкновенная полянка, окруженная сосновыми зарослями, в центре которой я и застал пробуждение своего бренного тела. В воздухе вились всяческие мошки, где-то неподалеку журчал ручей. С этим я готов был смириться, но рядом присутствовала обескураживающая деталь: трещал сучьями костер, у которого спиной ко мне сидел на корточках заросший косматыми седыми волосами старик, облаченный в одеяние, сшитое из шкур животных. Он глодал ножку какого-то мелкого копытного. Над пламенем румянились кусочки мяса и несколько рыбин, нанизанных на прутья. Повсюду было много золы.

      Присутствие постороннего человека привело к тому, что мои кисти непроизвольно