Трое против Нави. Сергей Анатольевич Остапенко

положение. Поэтому материализм в итоге победил, и в мозгах у меня воцарился какой никакой порядок. Хотя тоска по чему-то запредельному осталась.

      Но сейчас мне было не до религии. Здравый смысл подсказывал, что я вот-вот очнусь, но галлюцинации такой силы – это, согласитесь, сродни сказке. Что же мне, поверить деду? Рассудок против этого восставал. Я, конечно, не столь просвещен в науке и философии, но представить себе какую-то новую форму бытия, равно как и разместить ее у себя в голове, не получалось.

      Тем не менее, независимо от того, как все обстоит на самом деле, я решил ничего не менять в своем обычном поведении, а учитывая слова Варьи о вероятной гибели, по возможности уклоняться от всех возникающих опасностей. Невероятная история старика в каком-то смысле была продолжением цепочки, начавшей выстраиваться еще на Земле: намеки профессора Вритрина на напряжение в воздухе, древних индоевропейцев и возможность чудес, ссора с Таней, дерьмовое самочувствие, наконец, возлияние, закончившееся так плачевно. Складывалось впечатление, будто воздействие внешних факторов четко наложилось на внутренние проблемы, короче – что всё это подстроено. Но кому это было нужно? В конце концов я почти смирился с возможностью того, что в древности и впрямь существовали обряды, практикующие временное перемещение пресловутой энергоинформационной сущности человека в иные пласты реальности. Как – это уже другой вопрос. Мы до сих пор имеем очень смутное представление и о Вселенной, и о ее устройстве, и о потенциале наших пращуров. Если не отбрасывать эту возможность, то мы с Шуриком случайно или повинуясь чьим-то козням действительно стали участниками забытого ритуала. Кстати, где же он тогда? Я решил побыстрее выяснить, где Сашка и кто над нами мог так пошутить. А также поподробнее узнать о сущности ритуала, раз уж я невольно оказался в роли его участника. Хотя подвизаться на свершение подвигов у меня не было охоты.

      – Слушай, можно я тебя буду Дедом называть?

      – Как хочешь, – буркнул Варья.

      – Тогда, Дед, если ты не врёшь, где-то здесь должен быть мой друг. А его нет, хотя пили мы вместе.

      – Не обязательно, – сказал Варья. – Он может и не быть яритом.

      – А чем ты занимался тут все это время?

      – Скучал. Но без дела не сижу. Охочусь, благо дичи полно. Грибы есть, рыба. Вечером фигурки вырезаю из кости. Гляди, – показал он пару заготовок, на мой взгляд, довольно симпатичных. – Оружие мастерю, уже целая груда. Спешить некуда, вот и стараюсь, чтобы было надежнее да красивее. А вообще – тоскливо до смерти. Ночью лежу, смотрю на небо, с богами говорю. Тяжко. Живого человека рядом нет. Старейшины бывают редко.

      – Охотишься в долине?

      – Нет, на плато. Внизу опасно. Местность до самого горизонта – для испытания. Это будто…

      – Полигон, – подсказал я, удивляясь, как рождаются аналоги современных терминов на этом странном языке.

      – Точно. Я опытный воин, но лишний раз соваться туда не хочу. Ведь прошли тысячи лет. И голодный Харутугшав все ревет по ночам.

      – Тот