Ее последний вздох. Роберт Дугони

положил отчет.

      – Терпеть не могу, когда ты так делаешь.

      Трейси пожала плечами.

      – Лучше я, чем его адвокат.

      – А что в «Танцах голышом»? – спросил Серабоне.

      – Вик и Дел показывали его фото и там. Никто его там не видел, – ответила Трейси.

      – Что еще?

      – С узлами он на «ты», – сказал Кинс.

      – Но говорит, что правша, – вставила Кроссуайт.

      – Может быть. Мы еще не проверяли. Зато мы знаем, что он был увлечен ею больше, чем хотел показать. – Кинс выложил на стол перед Риком копии фотографий, которые они нашли во время обыска в гараже Гипсона, и продолжал говорить, пока прокурор рассматривал их. – Все они сделаны в комнате того самого мотеля, и по крайней мере на одной из них Шрайбер стоит на четвереньках.

      – Но без веревки на шее, – сказал Серабоне.

      – Да, без веревки, – согласился Кинс.

      – Что-нибудь еще?

      – В тот раз она сняла комнату больше чем на час, – сказала Трейси.

      – Он же говорил, что у него жена уехала. Домой торопиться было незачем. – Кинс ухмыльнулся ей с таким видом, как будто хотел сказать: «Видишь, и я могу сыграть в адвоката дьявола».

      – Почему это так важно? – спросил Серабоне.

      – Трейси думает, что она могла снять комнату на подольше потому, что планировала там встречу с кем-то еще, после Гипсона, – объяснил Воробей.

      – Проститутки часто так делают, Кинс, – сказала Трейси. – В моем предположении нет никакой натяжки.

      – Извини, но я на это не куплюсь, – парировал Кинс. – Посуди сама, что мы имеем? Гипсон везет ее в мотель, где они занимаются сексом, а потом туда же приходит другой парень, который ее и убивает? Ну тогда получается, что Гипсон – самый невезучий сукин сын в мире.

      – А что говорит владелец мотеля? – спросил Серабоне.

      – Что минимальный срок аренды комнаты – два часа, – ответил Кинс, но запись наличных платежей он не ведет.

      Рик перевел взгляд на Трейси.

      – Ты думаешь, что это не он?

      В голове у нее гудело. Хотелось есть и спать. Но до этого еще далеко, особенно до последнего.

      – Не знаю.

      – Что-нибудь еще?

      – Я просто хочу сказать, что тут еще есть над чем подумать, вот и все. Я не утверждаю, что он невинен, как бойскаут, – сказала Кроссуайт.

      Серабоне выбил на столе дробь костяшками среднего и указательного пальцев.

      – Что ж, слушание о предполагаемых причинах мы, может, и пройдем, но вот привлечения к суду нам не дождаться, скорее нас ждет решение об освобождении. Конечно, я могу подать на обжалование, но это будет равносильно тому, чтобы выложить на стол все карты – о сходстве с делом Хансен узнает пресса.

      – Тогда гаси свет, сливай масло, – закончил его мысль Кинс.

      Серабоне глянул на часы, встал и надел пиджак.

      – Если появится что-то новое, дайте мне знать. – Голос его звучал без оптимизма. У самой двери он оглянулся. – А ничего такого, чтобы связать его с делом Хансен, у нас нет?

      – Пока нет, – ответила