Кто варит варенье в июле…. Инна Кабыш

женщины,

      а за окном —

      мужчины.

      Здесь следствие, —

      а за окном —

      причины.

      …Кровит вполнеба,

      и уже с пяти

      шоссе абстрактней Млечного Пути.

      И ночи – безнаказанно длинны.

      Я знаю, для чего они даны:

      чтоб думать.

      Думать доясна.

      О разном.

      Но больше —

      о высоком и прекрасном.

      За тех, кто в мире,

      и за этих баб.

      За всех, кто телом или духом слаб.

      «…Бабье царство…»

      …Бабье царство.

      Кровати.

      Окно:

      снег,

      лежащий на листьях, как соль.

      Счастья нет.

      Это ясно давно.

      Есть любовь.

      И как следствие – боль.

      Так устроена эта юдоль:

      зуб за око

      и кровь за любовь.

      …Крест на небе.

      Больничный офорт!

      Есть мгновенье.

      А после —

      аборт.

      «…И, не имеющей медблата…»

      …И, не имеющей медблата,

      мне этот мир дано познать,

      чтоб краснощекого медбрата

      к евонной матери послать,

      чтоб истекающей девчонке

      помочь до завтрака дожить:

      всего-то навсего пеленки,

      всего-то руки приложить,

      чтобы ничейную старуху

      до туалета проводить,

      чтобы тотальную разруху

      узрев,

             не расхотеть родить.

      Екатерина Великая

      Та, что не знала другого отечества,

      кроме чужого, его

      внутрь, как мужчину, впустив,

      молодечество

      ставя превыше всего.

      Та, что Россию любила за удаль,

      та, что до смерти пила

      воду с лица. Что дала она, сударь,

      русским? Да просто – дала!

      Та, что по-женски к Москве ревновала,

      ибо равно велики,

      та, что, как пахарь, на зорьке вставала,

      не покладая руки.

      Та, у которой рука не разжалась

      эту державу держать,

      та, что рожала, когда ей рожалось,

      словно Везувий дыша.

      Та, разгадавшая русского сфинкса:

      все и всегда на авось,

      баба – не Петр, но средь нашего свинства

      лично толкавшая воз.

      Мне – далеко: и не то, что парчева

      та

      или весит за сто:

      я не могла бы казнить Пугачева,

      хоть оно было за что.

      «Если поезд ушел, надо как-нибудь жить на вокзале…»

      Юрию Ряшенцеву

      Если поезд ушел, надо как-нибудь жить

                                         на вокзале:

      в туалете, в буфете, под фикусом пыльным,

                                                    у касс,

      ибо нам небеса это место и век навязали,

      как вовек полагалось верхам: не спросивши у нас.

      Надо ставить заплатки на платья и ставить

                                                 палатки,

      разводить