Пангея приветствует тебя!. Оливия Штерн

контролировать вашего владыку.

      И снова поток слов, значения которых он просто не знал.

      При этом слов, сказанных вроде как на языке Империи.

      Уннар-заш поежился под пронизывающим взглядом пришлой. А потом мстительно подумал – так тебе и надо, братишка. Будешь плясать под дудку этой бабенки, как миленький. Можешь, конечно, корчить из себя великого, но она тебе спуску не даст.

      – Не хочешь говорить, не надо, – будущая Ан-далемм покачала головой, аккуратно заправила за ухо спутанную прядь, – мечтаю о ванне. Надеюсь, там, в Хеттре, мне дадут помыться? Вы вообще моетесь?

      – Моемся, – угрюмо ответил Уннар-заш, – мы ж не звери какие.

      Она хмыкнула.

      – Хотелось бы в это верить, очень хотелось бы.

      Затем решительно сняла с шеи медальон, протянула ему.

      – Вот, возьми. Раз уж я буду сидеть во дворце, тебе это понадобится.

      Ну вот. Опять за свое.

      И не то, чтобы он не хотел помочь Ан-далемм. Просто не верил в то, что одинокая женщина может выжить в степи.

      Уннар-заш поймал ее взгляд – и было в нем столько отчаяния и немой мольбы, что он протянул руку.

      Ладонь защекотало приятным холодком металла.

      – На шею повесь, а то потеряешь, – усмехнулась женщина, – так что, ты обещаешь помочь мне?

      И снова он повиновался, чувствуя, как при этом наливаются жаром щеки. Вот же глупость! Внезапно он начал краснеть перед бабой, словно мальчишка.

      – Я уже сказал, что попробую, – проворчал Уннар-заш, – но не обещаю, что найду. Она могла погибнуть.

      – Мне кажется, она где-то рядом, – прошептала Ан-далемм.

      Она выпуталась из одеяла, поднялась на ноги и потянулась. Уннар-заш подумал о том, что никогда еще не видел столь занятной одежды, которая бы облегала тело как вторая кожа. Надо сказать, совершенно бесстыже и неподобающе. И материал – светлый, серебристый, гладкий. Так и хотелось его пощупать, рассмотреть поближе…

      – Здесь красиво, – сказала Ан-далемм и зевнула, прикрывая рот узкой ладонью, – однако, неуютно. Непонятно, на кой меня сюда вообще понесло…

      И замерла, задумавшись.

      А спустя мгновение на них напали.

      Уннар-заш успел рвануть меч из ножен и толкнуть на землю свою Ан-далемм. Клинок прочертил сверкающий в лунном свете путь, чиркнул по шее ближайшую тень – в ночь плеснуло темным глянцем. Уннар-заш успел бросить взгляд на женщину, в память врезалось ее неестественно-белое, меловое лицо. Сразу двое бросились к ним из темноты, первого Уннар-заш удачно пнул под коленную чашечку, второго отшвырнул назад блоком, от которого болезненной судорогой скрутило руку до плеча. Скрипя зубами, он рубанул наискосок, рассекая грудь упавшего. Ан-далемм что-то крикнула, он развернулся, одновременно уходя вбок, но… опоздал.

      Осознание того, что уже ничего не исправить, пришло вместе с обжигающей волной, поднимающейся из живота. Еще. И еще. Качнулось небо. Луна размазалась по тьме и исчезла из поля зрения. Уннар-заш инстинктивно зажал рукой раны на животе, пальцам стало горячо. Кровь выплескивалась