In carne. Алексей Владимирович Баев

словно солнце само зовет. Да еще и надсмехается.

      Много ли времени прошло, но на том самом дне, наконец, очутился. А там камень давно знакомый – янтарь с красной ящеркой. Свет яркий от него и исходит. Ящерка вдруг молвит, прямо из камня:

      – Зачем же ты ко мне, старый, Али Шера привел? Он счастие мое в горе обратит… – сказала так, а потом взмолилась: – Выпусти меня, Варфоломей Варфоломеевич! Я тебе такое богатство дам, какого на всей земле не сыскать. Выпусти, а? Не пожалеешь.

      – Как же я тебя выпущу, ящерка? Ты ж в камне.

      – А ты камень-то над головой подыми и брось. Чай не брильянт, кокнется. Ну, я и выпрыгну.

      – Э, нет, хитрая, – отвечает Растрелли. – Ты мне сперва Тишу верни да награду дай обещанную.

      – Тишу твоего я трогать не хотел. Он сам напросился. Попросится обратно – выпущу. Но другим он станет, не узнаешь ты его. Согласен так?

      – Что ты молвишь, окаянная рептилия… Как же Тишу-то я не узнаю? Каким другим станет он?

      – А ты Али Шера спроси. Если успеешь.

      – Какого еще Али Шера? И почему – если успею?

      – Так того белого волка, что ты по мою душу привел. Он все знает, потому как Али Шер – самого зла хозяин. Я один с ним справиться смог бы… Если заточение прекратит кто…

      – Зачем же ты мне награду предлагаешь? Зло на Земле уничтожить – дело благое.

      – Так думаешь, старый? Ладно. Освободи меня в этом случае за просто так. А награду обещанную тебе я подарком обзову. Хорошо придумано?

      – Как же звать тебя, ящерка?

      – Много мне имен. Но люди кличут меня с давних пор Мортою. А кое-кто и Инклюзом… Сильней меня свободного только двое – инклюзор, что меня в камень заточил, чтобы я Али Шера оставил, да Инкарнатор – ваших душ повелитель. Но с последним я заодно… Пока в камне я, Али Шер меня сжечь может одним только взглядом своим. Потому как живой адов огонь это. А на воле окажусь – я его в лед превращу, на осколки разобью, а растают те – выпью.

      – Странно ты говоришь, Морта-Инклюз. Брешешь как будто?

      – Не лгу я, хоть странно для тебя слышать слова иные, чем те, к каким ухо человечье привыкло. А не выпустишь… – ящерица вздохнула, – оставь здесь. К Али Шеру не выноси от греха.

      – Ох, не жаль мне зла. Иди, коль просишь. И даров твоих не надобно.

      Со словами этими Растрелли поднял камень над головой и со всей силы об каменный пол его кинул. Ящерка выскочила и быстро по самой стене начала карабкаться вверх. А правый карман камзола у Растрелли надулся, тяжелым стал. Видать, Морта-Инклюз свое обещание таки выполнил. Награду всучил.

      Варфоломей Варфоломеевич руку в карман засунул, пощупал предмет. Нечто с дорожную иконку размером, но твердое, угловатое, гладкое. Стекляшка. Или, может, камень драгоценный, огранки странной – плоский с одной стороны. Да… Коль брильянт это, или сапфир, или яхонт – при таких-то каратах он дороже десяти сундуков злата чистого…

      Но по прикосновении к награде последняя капля радости из души ушла. Словно скверна какая-то в душу закралась. И отчетливо понял вдруг Варфоломей