Культурология. Дайджест №1 / 2015. Ирина Галинская

красота, не только радует его лирными струнами, не только умиротворяет его дух, – она ручается ему за смысл и строй мира, за то, что мир есть именно космос, гармония и порядок. Глубоко проникая в сущность поэзии, Баратынский захотел «жизни даровать согласье лиры». Идеал прекрасных соразмерностей, золотая мера вещей из сферы внутренних впечатлений переносится на всю Вселенную. И на первый взгляд хаотическая, Вселенная отзвуков лиры, – той самой, какую некогда держал Орфей, – начинает сама слагаться в прекрасную соразмерность. Разве могут борьба, противоречие, разлад лежать в необходимой основе такого мироздания, где живет поэзия? Баратынский понимает, что в самой рифме есть нечто мистическое и утешительное: может ли не быть сокровенной гармонии в таком мире, где возможна рифма? Согласная, радостная встреча звуков, мелодичный звон сдружившихся слов, которые за минуту были далеки одно от другого и внезапно сблизились вдохновенной силой, открывшей в них затаенную от века симпатию, – разве это не говорит, что мир есть мера? Покуда в мире звучит рифма, можно довериться ему, ибо рифма – внешний знак глубокой музыкальности бытия. И кто владеет ею, кому она отзывается на зов встревоженной души, тот чувствует, что он прав, что он сказал нечто важное и нужное. Рифма – звучащее проявление и доказательство истины. Греческому поэту или римскому оратору толпа оказывала поддержку своим сочувствием, своим рукоплесканьем, – но поэта современности кто одобрит, кто восхвалит?

      Но нашей мысли торжищ нет,

      Но нашей мысли нет форума!..

      Меж нас не ведает поэт,

      Высок полет его иль нет,

      Велика ль творческая дума?

      Сам судия и подсудимый,

      Скажи: твой беспокойный жар –

      Смешной недуг иль высший дар?

      Реши вопрос неразрешимый!

      Среди безжизненного сна,

      Средь гробового хлада света,

      Своею ласкою поэта

      Ты, рифма, радуешь одна!

      Подобно голубю ковчега,

      Одна ему, с родного брега,

      Живую ветвь приносишь ты;

      Одна с божественным порывом

      Миришь его твоим отзывом

      И признаешь его мечты! 129

      Так понимает Баратынский поэзию и ее легкокрылую вестницу-рифму. Только они дают смысл и красоту его жизни. Оттого и было ему жутко видеть, что жизнь окружающая беднеет поэзией, что «ребяческие сны» последней исчезают при свете просвещения, спугнутые «общей мечтой», которая «час от часу насущным и полезным отчетливей, бесстыдней занята»130. Природа, обиженная тем, что человек в суете своих изысканий стал пытать ее «горнилом, весами и мерой», закрыла свои вещие уста и молчит, и больше не кажет своих примет. Мир стал прозаичен. И трагична в нем судьба последнего поэта, который среди рассудочных поет о страсти, о чувстве, о вере: над ним смеются, он от смеющихся хочет уйти в безлюдный край, но проза расселила людей повсюду, и «свет уж праздного вертепа не являет, и на земле уединенья нет». Непраздная, промышленная земля не может быть убежищем поэта, и он уходит к морю. Оно имеет

129

Цитата из стихотворения «Рифма» (1841) (Баратынский Е.А. Стихотворения. – М.: Гослитиздат, 1945. – С. 249–250).

А ныне кто у наших лирИх дружелюбной тайны просит?Кого за нами в горний мирОпальный голос их уносит?Меж нас не ведает поэт,Его полет высок иль нет!

(Баратынский Е.А. Полн. собр. стихотворений. – Л.: Сов. писатель, 1989. – С. 196).

130

Цитаты из стихотворения «Последний поэт» (1835):

Век шествует путем своим железным;В сердцах корысть, и общая мечтаЧас от часу насущным и полезнымОтчетливей, бесстыдней занята.Исчезнули при свете просвещеньяПоэзии ребяческие сны,И не о ней хлопочут поколенья,Промышленным заботам преданы.

(Там же. – С. 179)