Свод небес. Наталья Струтинская

не лишилась чувств от потрясения. Она не преминула расспросить обо всем самого Мелюхина, и тот, как будто печально улыбаясь, подтвердил справедливость слухов. Он уезжает, и тут уже другого пути нет.

      Именно тогда, одолеваемая смятением, надеждой и отчаянием, Марфа познакомилась с Катричем.

      Это случилось в ясный и безоблачный день июня. Погода стояла жаркая, сухая и безветренная. После короткого разговора с Мелюхиным, состоявшегося по окончании одного из экзаменов, Марфа не поехала сразу домой, решив, что осуждающий взгляд матери только усугубит ее душевные терзания, а вышла на одной из станций метрополитена и поднялась в город. Она медленно двинулась по узким московским переулкам, где от стен домов отлетал мерный стук трамвайных колес.

      Скоро Марфа вышла к высоким краснокаменным стенам монастыря, возвышавшимся на небольшой насыпи. В широком арочном проеме входа на территорию монастыря тяжелые ворота с массивными засовами и замками были раскрыты, и в проеме этом просматривалась мощеная дорожка, взбегавшая на небольшой холм и кривыми змейками аллей расползавшаяся по холмистой территории. Чуть в стороне, на пригорке, стоял собор, величественный, но обветшалый. За собором зеленели дубы и просматривались какие-то каменные, покрытые мхом и посеревшие от времени строения.

      Собор, судя по лесам у одной из стен, находился на реставрации, однако территория его была открыта для посещения.

      Здесь, за высокими стенами, почти совсем не было слышно шума Москвы, что гремела за высокой аркой. Марфу привлекла эта тишина, безмолвием перешептывавшаяся в высокой зелени верхушек дубов.

      Пройдя по одной из аллей, Марфа вышла к каменным строениям, которые оказались усыпальницами. За храмом находился некрополь монастыря. На старых, покрытых мхом каменных надгробиях, датировавшихся восемнадцатым-девятнадцатым веками, значилось много известных аристократических фамилий. Марфе вдруг подумалось, что под каждой полуразрушенной плитой лежит целая история жизни, полная страсти, надежд и веры, без которых не может жить человек. А теперь от этих надежд и чаяний не осталось ничего, а только фамилии и даты, которые так же, как и тысячи других, когда-нибудь сотрутся временем и событиями и канут в небытие. А если все так, подумалось Марфе, то какой же смысл в страсти, отравляющей свободное дыхание юного сердца, в надеждах, которые зарождает одно только неосторожное слово, сказанное только лишь ради самого ответа, но не несущее в себе совершенно никакого смысла? А если нет его, этого смысла в терзаниях, чаяниях и надеждах, если все кончается только каменным надгробием, которое скоро покрывается вот таким густым темным мхом, то, верно, и смысл всей жизни становится именно таким, каким мать всегда представляла Марфе, – чтоб получше устроиться в жизни, окружить себя благами, которые облегчают неизбежные телесные страдания, и получать наслаждение от форм, оболочек и составляющих осязаемый мир вещей, а не искать смысл бытия в бесформенных очертаниях бесплотных надежд, которыми