Свод небес. Наталья Струтинская

а только еще больше начинал плакать. На его розовых круглых щеках мгновенно появились крупные блестящие слезы.

      – Унеси его, – вдруг прорезал плач малыша грубый мужской голос.

      Это обратился к Груше ее муж, несколько минут назад фонтанировавший хлесткими шутками, а теперь неожиданно посуровевший и нахмурившийся.

      Агриппина крепко прижала к себе ребенка, поднялась из-за стола и вышла из комнаты.

      Все, будто ничего не случилось, продолжили свой обед. Только Филипп и Марфа несколько растерянно переглянулись, оба удивленные переменой, которая вдруг произошла в лице мужа Груши.

      Из кухни, куда ушла Груша, несколько мгновений доносилось приглушенное хныканье ребенка, которое совсем скоро стихло. Марфа поднялась вслед за сестрой из-за стола и прошла на кухню.

      Груша стояла у окна, качая на руках малыша, и приговаривала что-то. Войдя на кухню, Марфа плотно прикрыла за собой дверь. Агриппина не обернулась.

      – Я бы оставила его дома, – сказала она, когда Марфа подошла к ней. – Только не с кем. – Агриппина вдруг вскинула голову и посмотрела на Марфу так, что той показалось, будто взгляд этот мог насквозь пронзить ее, точно копье. – Может, и хорошо, что у тебя нет детей, – вдруг отстраненным голосом произнесла она. – Ты свободна…

      – Что ты такое говоришь? – отмахнулась Марфа, испытав от этих слов сестры озноб.

      – Бессмыслицу, – покачала головой Груша. – Не слушай меня. Я немного устала.

      – Давай я побуду с ним? – предложила Марфа. – А ты иди. Я послежу.

      – Нет, – не раздумывая ответила Агриппина, – не надо. Я сама.

      Марфа осталась с сестрой. Взгляд Груши был пустым, холодным, и только при обращении на сына он немного теплел и появлялся в нем живой блеск, который почти совсем из него исчез. Марфа подумала, что ее сестра несчастлива, как и она. Быть может, Агриппина так же замечала в Марфе эту несчастливость, но ни одна из сестер не говорила другой о своем несчастье, считая, что никто этого несчастья не поймет.

      Только когда мальчик уснул, Марфа уговорила Агриппину вернуться домой – отец не обидится, если Груша уедет раньше. Алексина Тимофеевна, конечно, была недовольна ранним уходом дочери, но отговаривать ее не стала, окинув только бесстрастно-осуждающим взглядом мирно спавшего внука.

      Груша уехала; ее муж, лицо которого выражало суровое недовольство, последовал за ней. Марфе вспомнились ее мысли о ребенке. Ее сестре появление ребенка не принесло счастья. Быть может, действительно было к лучшему, что у нее не было детей.

      Мужчины вышли на просторную лоджию, чтобы выкурить по сигарете (Марфа знала, что Филипп не курил ни под каким предлогом), а Марфа помогала матери убрать со стола.

      – У Груши болезненный вид, – сказала Марфа, оставшись с матерью наедине. – Ты не заметила?

      – С чего бы ему взяться? – откликнулась мать. – Растить детей нелегко, – тоном превосходства сказала она. – Я подняла вас четверых, а у нее он один.