Тропа ведьм. Слёзы навий. Ная Геярова

скамью, на которой, сложив руки под голову, спит Ника.

      – Ника!

      Та приподняла голову, широко зевая и отмахиваясь от игривого солнечного света. Протерла заспанные глаза, уставилась на Аглаю и вскочила. Бросилась к кровати.

      – Наконец! В себя пришла! Я уж думала, все!

      Что «все», она не пояснила, лишь провела ладонью по красным заплаканным глазам.

      – Ника, – Аглая сама испугалась собственного голоса. Тихий, шипящий.

      – Голосок что надо! – пыталась шутить Ника. – Ты, когда из этого дурдома выберемся, обязательно сходи на киностудию. Там озвучивать будешь упырей и вурдалаков.

      Аглая хотела улыбнуться, не смогла. Показала на пальцах: «Мне бы привстать». Ника оживилась, схватила за плечи, подоткнула подушки, усаживая подругу.

      – Тебе идет, – прошипела Аглая, указывая на черное платье на худощавой фигуре. Глухой воротник, скрывающий шею, рукава слишком длинные, не видно ладоней. Подол ниже щиколотки слегка раскачивался, когда Ника направилась к столу. Аглая засмотрелась, Ника выглядела… завораживающе. И как ей удавалось? Даже короткие волосы зачесаны к затылку и прикрыты замысловатой деревянной заколкой. Разве что портила вид несвойственная бледность.

      Девушка взяла со стола чашу с питьем и вернулась к Аглае, присела на край.

      – Сказали, тебе нужно это пить. – Ника поморщилась. – Жуткая гадость.

      – Пробовали, знаем.

      Аглая взяла чашу, переводя взгляд с безжизненного лица Ники на бледные руки. Та заметила взгляд, спрятала пальцы в длинные рукава.

      – Сколько? – Питье, приторно–горькое, прошло по пищеводу, заставляя его сжаться в рвотном позыве.

      – Я три дня, ты с сегодняшним – пять.

      Пять! Пять дней! А Ника три. Вот откуда этот тусклый оттенок лица. Отчетливо выделенные скулы, темные глаза, утонувшие во впавших глазницах, украшенных серыми разводами. Навряд ли Аглая выглядела лучше.

      – Помоги встать!

      – Вставать пока рано. – Ника приняла чашу из рук Аглаи. – Сказали до завтра не подниматься. Мне самой позволили только к тебе зайти. Ты сиди, я тебе еды принесла.

      Она сходила к столу, и на колени Аглаи встал деревянный поднос, на нем плошка с похлебкой. Помня о горькой жиже, Аглая очень осторожно поднесла ложку с похлебкой к лицу, попробовала языком, потом губами, а после сунула ложку в рот. Похлебка была вкусной.

      – Ты пробовала позвонить нашим? Узнала, где мы?

      Ника сцепила руки, отвернулась.

      – Не пробовала, у меня сотовый канул в топяных болотах. Но мы не дома. Не в нашем городе. Не в нашей стране. – Она поднялась слишком порывисто, не глядя на Аглаю. – Ты ешь. Мы потом обо всем поговорим.

      Аглая есть перестала. Нехорошо, тоскливо застонали разом и душа, и сердце. Ника стояла к ней спиной, теребила пальцы и не оборачивалась.

      – Ника, что происходит? Где мы? Здесь что, связи нет? Когда мы сможем вернуться домой?

      Ника молчала так горестно, что Аглае захотелось вскочить и начать ее трясти. Но едва хватило сил даже на то, чтобы повысить голос.

      – Посмотри