Планета Афон. «Достойно есть». Мигель Severo

Бывали случаи, когда такими «беременными» оказывались смертницы, у которых мужья или сыновья погибали, а они хотели отомстить за них. И чаще всего подрывали почему-то именно блокпосты.

      – Наверное, потому, что проще всего. В расположение части ещё проникнуть нужно, а тут прямо на дороге. Да ещё в расчёте на русское милосердие к женщинам и детям.

      – Скорее всего, – продолжал Виктор. – И вот показалась на дороге арба – такой двухколёсный тарантас, запряжённый ишаком, – которую сопровождали аксакал в халате с чалмой на голове и пацан лет пятнадцати. Хотя их не разберёшь, на юге взрослеют рано. Я видел девчонку полутора лет, так ей все пять дашь: балакает без запинки, ростом с первоклашку, абзац!

      У аксакала борода аж до пояса, по ветру развевается, и мне почему-то сразу показалось, что фальшивая. Не знаю почему, но так представилось. И шли они как-то чересчур спокойно. Не могу понять, видимо, на войне обострённое восприятие, какой-то внутренний голос. Или, скорее всего, знак Свыше. Это уж потом понял, после дембеля, а на блокпосту не до этого было. Жаль, конечно, старика, тем паче молодого, но приказ есть приказ. Да и ребята рассказывали, как такие безобидные «дедули» нашим в спину стреляли. На войне как на войне. Беру их на мушку, колесница уже в сотне шагов, я внутренне напрягся, прильнул к затвору. У аксакала, видимо, нервишки сдали, он сунул руку под халат, и в это время я нажал на гашетку.

      Эхом по горам прозвучала очередь. «Старик» повалился в траву, а из-под полов халата вывалился автомат Калашникова. Вот тебе и аксакал! А тут, как назло, с головы каска свалилась. Нагибаюсь за ней, вдруг слышу выстрел. Мне аж икнулось от неожиданности. А на том месте, где только что была моя голова, зияет след от пули, выпущенной из бура.

      – Не понял, из какого бура? – переспросил Никита.

      – А… Это мы так винтовку называли времён англо-бурской войны 1899–1902 годов. В начале ХХ века англичане хозяйничали в Афгане, с тех пор у многих такие раритеты хранятся.

      – Это кто же так, пацанёнок, что ли, изловчился?

      – Он самый. Стреляют, черти, как циркачи. Видно, с детства тренируются. К этому тоже особый дар должен быть, особое чутьё. Интуиция. А как они ножи метают – в ковбойских фильмах такого не увидишь. С двадцати шагов монету перерубают.

      – Знакомо. У меня дед тоже в этом деле асом был, – мне снова вспомнилось детство.

      – После дембеля я долго не мог вклиниться в мирную жизнь. Помню, просыпался среди ночи и будил домочадцев криком: «Рота подъём! Тревога!» Мама уже хотела меня к психиатру отвести, но это бы поставило крест на моей карьере. И бабушка присоветовала обратиться к её духовнику. Мы с ней пошли в храм Успения Пресвятой Богородицы, где служил старенький батюшка, отец Владимир. И как раз исповедь шла перед причастием.

      Сначала к нему бабушка подошла, долго они о чём-то беседовали, потом он покрыл ей голову епитрахилью и прочитал разрешительную молитву. Затем я подошёл к аналою, первый раз в жизни. Батюшка смотрит на меня, улыбается и говорит мне: