Подземный Голландец. Странники и пришельцы (сборник). Татьяна Шипошина

тот сильнее и воротит.

      – Почему это суда нет? Суд есть и всегда был! – возразил Дмитрий Ильич.

      – Да не этот суд! Не ваш, извините, продажный суд, а Божий суд. Помните, учили в детстве… – Доктор потёр лоб. – Сейчас…

      Но есть и Божий суд, наперсники разврата!

      Есть грозный судия: он ждёт;

      Он не доступен звону злата, И мысли и дела он знает наперёд…

      – Да вы поэт, доктор! – удивился Макс.

      – При чём тут я? Это Лермонтов! Вы что, это в школе не учили?

      – Я – нет. Не помню…

      – Ну ты даёшь, студент! В школе что, тоже за бабки стихи сдавали? Лермонтов это. «Смерть поэта». В наше время эти стихи каждый знал.

      – А теперь уже наше время, – парировал Макс.

      – Вот тебе и смерть поэтов, – усмехнулся Павел. – И смерть прозаиков тоже. Кушайте, доктор.

      – Что-то нет аппетита, – тихо произнёс доктор.

      Больше никто и ничего не сказал.

      36

      – Поднимайте нас, мальчики! – позвала из тоннеля Света.

      Женщин подняли в вагон.

      – Давайте еду делить! – не унимался Саша.

      – Ладно, давайте. Я думаю, начать надо с того, что испортиться может. С моего обеда. Сколько нас человек-то?

      Давай, Паша, посчитай.

      Паша начал считать вслух, показывая на каждого пальцем.

      – Раз, два, три… Шестнадцать. Шестнадцать нас человек, если без той женщины, что лежит, и без этого… которого ломает.

      – Женщине бы надо оставить её долю, – предложила Наталья Сергеевна.

      – Вот очнётся, тогда и будем оставлять! – отрезала Галя.

      – Правильно, Галю, – поддержала дочку мать.

      – Может, и так, – согласился Василич. – Вот очнётся, мы ей её долю выделим. Из другого чего-нибудь. И этот… как его…

      – Антон.

      – Антон… притих вроде. Может, заснул. Не будем его трогать. Так… Шестнадцать нас… А супа у меня две банки, по ноль-семь. Почти по сто грамм на брата и получается. Примерно, по две трети этой кружечки. И батон нарежем, по куску. Так, ну начнём. Сначала женщины. Мыть посуду нам негде, да и нечем. Так что… по очереди.

      Василич разливал суп аккуратно, стараясь ложечкой регулировать количество гущи, попадающей в каждую чашку.

      Когда женщины закончили есть, Дмитрий Ильич попросил:

      – А этому… однокласснику моему… давайте в последнюю очередь, а?

      Никто не возражал. Бомж, бывший Юра Горшков, и сам не подошёл к раздаче. Он спал, наконец-то сладко спал, в темноте и в тепле.

      Много ли человеку надо…

      Его порцию отдали Гале. И против этого тоже никто не возражал: всё-таки у неё срок беременности был наибольшим. Не возразили мужчины и против того, чтобы женщины выпили, по глотку, маленькую бутылочку сока. Ту, что приготовила себе Наталья Сергеевна.

      – Пейте, – сказал Николай Васильевич, – всё равно нам тара нужна, куда воду переливать.

      – Какую воду?

      – А ту, что там, в тоннеле, по стенке капает.

      Сок выпили. Каждый, вероятно, подумал