Немногие для вечности живут… (сборник). Осип Мандельштам

в жилах, чем другой, –

      Нет, ты полюбишь иудея,

      Исчезнешь в нем – и Бог с тобой.

1920

      «Веницейской жизни, мрачной и бесплодной…»

      Веницейской жизни, мрачной и бесплодной,

      Для меня значение светло,

      Вот она глядит с улыбкою холодной

      В голубое дряхлое стекло.

      Тонкий воздух кожи, синие прожилки,

      Белый снег, зеленая парча,

      Всех кладут на кипарисные носилки,

      Сонных, теплых вынимают из плаща.

      И горят, горят в корзинах свечи,

      Словно голубь залетел в ковчег.

      На театре и на праздном вече

      Умирает человек.

      Ибо нет спасенья от любви и страха,

      Тяжелее платины Сатурново кольцо,

      Черным бархатом завешенная плаха

      И прекрасное лицо.

      Тяжелы твои, Венеция, уборы,

      В кипарисных рамах зеркала.

      Воздух твой граненый. В спальне тают горы

      Голубого дряхлого стекла.

      Только в пальцах роза или склянка,

      Адриатика зеленая, прости!

      Что же ты молчишь, скажи, венецианка?

      Как от этой смерти праздничной уйти?

      Черный Веспер в зеркале мерцает,

      Все проходит. Истина темна.

      Человек родится. Жемчуг умирает.

      И Сусанна старцев ждать должна.

1920

      Феодосия

      Окружена высокими холмами,

      Овечьим стадом ты с горы сбегаешь

      И розовыми, белыми камнями

      В сухом прозрачном воздухе сверкаешь.

      Качаются разбойничьи фелюги,

      Горят в порту турецких флагов маки,

      Тростинки мачт, хрусталь волны упругий

      И на канатах лодочки-гамаки.

      На все лады, оплаканное всеми,

      С утра до ночи «яблочко» поется.

      Уносит ветер золотое семя –

      Оно пропало, больше не вернется.

      А в переулочках, чуть свечерело,

      Пиликают, согнувшись, музыканты,

      По двое и по трое, неумело,

      Невероятные свои варьянты.

      О, горбоносых странников фигурки!

      О, средиземный радостный зверинец!

      Расхаживают в полотенцах турки,

      Как петухи, у маленьких гостиниц.

      Везут собак в тюрьмоподобной фуре,

      Сухая пыль по улицам несется,

      И хладнокровен средь базарных фурий

      Монументальный повар с броненосца.

      Идем туда, где разные науки

      И ремесло – шашлык и чебуреки,

      Где вывеска, изображая брюки,

      Дает понятье нам о человеке.

      Мужской сюртук – без головы стремленье,

      Цирюльника летающая скрипка

      И месмерический утюг – явленье

      Небесных прачек – тяжести улыбка.

      Здесь девушки стареющие в челках

      Обдумывают странные наряды,

      И адмиралы в твердых треуголках

      Припоминают сон Шехерезады.

      Прозрачна даль. Немного винограда.

      И неизменно дует ветер свежий.

      Недалеко до Смирны и Багдада,

      Но