Бунин, Дзержинский и Я. Элла Матонина

было адресовано Лидуше. «Я совсем не уверен, что тебе передадут это короткое письмо, но очень хочу, чтобы ты рано или поздно прочла его. Ты уехала в Париж, и это твой окончательный ответ на мою давнюю любовь. Жизнь моя без тебя бессмысленна.

      Не вини себя ни в чем. Во всем виноват я сам: то, что принял за любовь, было обыкновенной жалостью к безнадежно влюбленному, обремененному семьей и долгами человеку. От этого, однако, не легче. Прощай. Арсений».

      – Ну и что? – обреченно спросил Санин. – Что я должен с этим делать?

      – Вернуть мне, – странно улыбнулся незнакомец. – Мой отец, Арсений Петрович, покончил жизнь самоубийством, когда мне было десять лет. Я должен выполнить его последнюю волю – передать это письмо вашей жене Лике Мизиновой, Лидии Стахиевне Саниной. Она, не сомневаюсь, была информирована, что поклонник покончил с собой из-за долгов и предстоящего разорения. Вот его предсмертная записка жене.

      Санин прочитал и записку, написанную тем же почерком и, судя по всему, на другой половинке того же листка. Об этой истории он не знал. Да и откуда? Лидуша ее пережила задолго до их знакомства, да и в самом деле могла быть уверена, что Арсений таким способом бежал от разорения.

      – Что же я должен, по-вашему, со всем этим делать? – повторил он свой вопрос.

      – Видите ли, впервые увидев записку, адресованную вашей жене, – а было это еще в восемнадцатом году, когда мы захватили полицеискии архив в моем родном уезде, – я всеми силами возненавидел ее. Потому что безумно любил отца, потому, наконец, что похожая история вышла и со мной. И уже был готов приставить к виску отцовский пистолет, но вспомнил о том, что должен выполнить последнюю волю человека, любимого мной со всей беззаветностью детского чувства… Отец спас мне жизнь, хотя его уже давно нет на свете.

      – Я знаю о вас и вашей жене все. Знаю, что она больна, страдает депрессиями. Но мне ее не жалко. Нисколько. Однако сам я нахожусь в положении, которое дает вам отсрочку, если, конечно, вы ее купите. Признаюсь, что я – чекист, вам не надо рассказывать, что это значит. В Париже я в командировке. Сейчас до крайности нуждаюсь в деньгах, которые помогли бы мне продолжить порученную работу. Иначе, поверьте, у меня хватило бы решимости поступить по-другому.

      – Это шантаж, – не то утвердительно, не то вопросительно вымолвил Санин

      – Можно и так сказать.

      – Но я могу заявить в полицию, и ваша миссия сразу же завершится.

      – Вы разумный человек, Александр Акимович, и никогда этого не сделаете. Я покажу, что вы с супругой советские агенты, и, будьте покойны, моим аргументам поверят. А потом, если вы поможете моему делу деньгами, вам это зачтется при возвращении в Россию. Между тем это будет только справедливо: вы ведь зарабатываете здесь неплохие деньги, надо делиться со страной, которая вас сюда направила.

      – Где гарантия, что вы меня не обманете? Где гарантия, что вы тот, за кого себя выдаете?

      – Гарантий – никаких. Вам просто придется мне поверить и сотрудничать с нами.

      – Да