Кто ты, человек?. Семён Морозков

тот самый Замнач по строевой Рижского мореходного. Толя окончательно проснулся. Командирский бас Петропавлова заставил заплакать ребенка в соседнем купе. Моряк осекся и перешел на громкий шепот:

      – Ребята, как я вам благодарен! Это же не курсанты, корсары какие-то. Я поэтому к вам ненадолго.

      Он принес два огромных кулька баранок: один с маком, другой, поменьше, – с солью.

      Стас приветливо откликнулся:

      – А мы тут как раз опять собрались чай пить, почти как англичане, ну только не five, а seven o’clock. Уже заказали пару стаканов у проводника минуту назад.

      Мимо купе в сторону вагона-ресторана опять шел Воскобойников. Поинтересовался «не надо ли чего честной компании, поскольку скоро прибытие»? Попросили пару стаканов, а проснувшийся Сахаров заказал бутылочку Дюшеса.

      – Сей момент, – по-старорежимному ответил проводник и споро засеменил в сторону вагона-ресторана.

      – Вот и славно! – воскликнул Петропавлов и окинул взглядом попутчиков. А что все такие грустные да кислые?

      – Мы не кислые, – отвечал Стас, – просто Анатолий вздремнул чуток, а мы тут поспорили с Шурочкой насчет Раскольникова. Вот сидим, дуемся друг на друга теперь.

      – Да бросьте, какая ерунда! Убедила я вас, убедила же, признавайтесь, – она шутя хлопнула кулачком по его плечу. – Это вы теперь грустный, а не я…

      – Нет, с чего вы взяли? Хотите вот, хоть песню спою, чтобы доказать?

      Сахаров с верхней полки, положив кулак под подбородок, невесело наблюдал за спорщиками.

      Петропавлов лукаво улыбнулся и торжественно сообщил:

      – Ну, песня – само собой, но больше я стихи люблю. Особенно, если в них про море…

      Что-то вспомнив, он эффектно щелкнул пальцами и добавил:

      – Вот, например, хотя название запамятовал.

      Сидя вполоборота на краешке нижней полки, по-гусарски положив руку на колено, он начал читать, глядя в глаза Шуре:

      – У нее глаза морского цвета,

      И живет она как бы во сне.

      От весны до окончанья лета

      Дух ее в нездешней стороне.

      Ждет она чего-то молчаливо,

      Где сильней всего шумит прибой,

      И в глазах глубоких в миг отлива

      Холодеет сумрак голубой…

      – Та-та-та… чего-то там буря… гм-гм… нет. Забыл, – моряк хлопнул с досады по коленке.

      Шура вдруг продолжила:

      А когда высоко встанет буря,

      Вся она застынет, внемля плеск,

      И глядит как зверь, глаза прищуря,

      И в глазах ее – зеленый блеск…

      Дочитав, Шура добавила:

      – Это, товарищ морской волк, Константин Бальмонт – «Морская душа».

      – Замечательные стихи, – заметил Анатолий, – будто про вас, Шурочка. Глаза-то у вас зеленые.

      Шурочка захохотала:

      – А я потому и выучила их!

      Стас посмотрел на часы. Заметил, что до прихода поезда осталось не так много времени. Петропавлов обрадовался и сообщил, что без курева не может