Кто ты, человек?. Семён Морозков

ведь гораздо легче обозревать общую картину. Люди – особенная, но лишь крохотная часть чего-то (зачеркнуто дважды) безмерно более важного».

      Толя подумал и, послюнявив карандаш, еще раз уверенно зачеркнул это самое «чего-то». Не любил он эти прозрачные намеки на религию. Так уж был воспитан. Хотя…

      «Человек с большим удовольствием заслонил своим „Я“ все вокруг, но заслонил только в собственном сознании. Такое пренебрежение приводит к фатальному упрощению понимания того, что называется „мирозданием“. Огрубевший взгляд стирает краски, убивает смысл и целостность отведенного нам отрезка пути, но никак не делает великое ничтожным».

      На мгновение Толя задумался, машинально сковырнул башмаком камень, давно лежащий у самого порога. Под камнем оказалась пара жирных червей: они завертелись, пытаясь уползти. Глядя на них, Толя машинально отхлебнул кипяток, подвинул камень обратно и попытался закончить мысль.

      «Нам словно отшибло память. Мы будто ослепли. Так почти все мы и живем – величайшие божьи (зачеркнуто) создания матери-природы, но составляющие собой часть почему-то совершенно жалкого человечества. Мой небольшой рассказ о простом человеке, который один раз смог увидеть наш удивительный мир другими глазами».

      Толя перечитал последний абзац. Попытался критически оценить свои высокопарно-наивные рассуждения, и… ему стало не по себе. «За такое могут и привлечь», – подумал новоиспеченный философ и литератор.

      – Ай, Толя, а? Дома ты. Что сидишь-то так? – у калитки переминался с ноги на ногу Андреич. Седой, как лунь, хромой мужичонка лет пятидесяти в кургузом пиджачке что-то бережно держал под мышкой.

      – Того-этого, а я на пристань. Пароход приходит, сам знаешь. Потом пивка можно, того-этого, на площади. А? Я вот рыбку тут приготовил. Са-ам коптил, – скобля щетину, продолжал Андреич.

      – Я – не. Занят. Хотя на пристани буду. Мне посылка приплывет из Ярославля.

      – Ну… Да. Как знаешь. Ну так я пошел.

      Андреич, видя, что Толя даже и головы почти не поднял, засеменил прочь на своих «рубль двадцать».

      «Вот человек, – подумал Толя. – Фронтовик, герой, можно сказать, а как живет? От рыбки до пивка и обратно – не нужны мы никому. Уж шестой год протез заменить добивается, все без толку. Перевернуло нас как с ног на голову, придавило, но не до смерти. Вот он куда-то все спрятаться пытается от жизни такой».

      Наверное, поэтому вспомнилось о червях. Они были на месте, под камнем. Куда уж им деваться, дрожащим тварям?

      Мы едем, едем, едем

      Вагон был почти заполнен. В одном из купе капризничал ребенок, мамаша то ласково пыталась его успокоить, то, теряя терпение, срывалась на шиканье. Кто-то вслух читал статью из журнала о пользе молочных продуктов и кулинарных рецептах Федеративной Народной Республики Югославии. В тамбуре постоянно курили, а по коридору в направлении вагона-ресторана периодически