Небо в алмазах. Юлия Яковлева

видишь руки, которые тянут кресло, но не сразу понимаешь, что руки – твои собственные.

      Крачкин всё допытывался:

      – Товарищ Сарафанов?

      Тот промычал.

      – Я так и думал: советская молодежь.

      – Крачкин, прекрати трепаться, отвлекаешь, – огрызнулся Серафимов. Он нацелился на пузатый комод, поблескивавший бронзовыми ручками в недрах мебельной горы. Путь к нему преграждали полированные, резные буреломы.

      – Я серьезно! – неожиданно горячо возразил Крачкин. И тут же поставил только что высвобожденный им стул. Сел. Забросил ногу за ногу. Зайцев удивленно посмотрел на него. Остальные деликатно воздержались от комментариев: старый сыщик просто-напросто устал. Работа не прервалась.

      Крачкин вещал:

      – Не ради отвлечения, между прочим. Сейчас я вам расскажу, как играть в бирюльки. Пока кто-нибудь нас тут не угробил. Игра, друзья, заключалась в том, чтобы насыпать горкой всякую дребедень… Совсем как здесь. Только без угрозы жизни.

      Зайцев смотрел на свою руку, на бронзовый рогатый канделябр под ней. И никак не мог сообразить: то ли собирался взять, то ли только что положил. «…Вел», – услышал Зайцев свой голос. Испугался. Вытаращился на бронзовые рога. Не сказал ли он это вслух? Сердце бешено билось. Он глянул осторожно. Серафимов по локти – шарит в чем-то. Нефедов взобрался на уступ, как горная коза, пытается высвободить ломберный столик. Крачкин, кряхтя, перевязывает шнурки на ботинке: тянет время, чтобы отдохнуть.

      Не вслух, понял Зайцев. Но глядел, как во сне. Когда сил нет двинуть ни рукой, ни ногой.

      – О! – радостно воскликнул Серафимов. – В комоде.

      – Чего там у тебя? – приподнялся со стула Крачкин.

      А Зайцев все не мог стряхнуть вялость.

      – Дамские панталоны?

      – Сам ты панталоны.

      Серафимов приподнял пожелтевшие кружева.

      – Вася, здесь письма, – посмотрев, позвал Крачкин.

      – Ты что там, оглох? – нетерпеливо поторопил Серафимов.

      – Приобщайте. Письма – это хорошо, – откликнулся Зайцев. Серафимов принялся паковать улику.

      – Кстати, о «приобщайте».

      Крачкин отвернул пиджак:

      – Вот.

      – Что это?

      – Трамвайный билетик.

      – Я вижу, что не в театр билет.

      – В лифте нашел.

      И Крачкин торопливо уточнил:

      – Может, имеет отношение к делу. Может, нет.

      – Приобщай.

      Зайцев принялся вынимать ноги из столпотворения предметов на полу.

      – А ты куда?

      – В уборную.

      В коридоре соседи окружили Самойлова и желторотиков. При виде Зайцева оживились. «Но не слишком», – отметил он.

      – Продолжайте, товарищи. Не отвлекайтесь. Любые ваши наблюдения, мысли, соображения помогут следствию.

      Он быстро пробрался через них, по коридору – в гулкую уборную. В ней еще сохранилась узорчатая плитка. Нарядный ватерклозет стоял на львиных лапах. Для коммунальной квартиры – ослепительно чистый. Место общего пользования.

      Зайцев открыл кран