Прерванная жизнь. Сюзанна Кейсен

она так, будто всегда была старшей.

      – Мы не имеем права обсуждать курс лечения, ты же в курсе.

      – Да какие тут могут быть вопросы? – возмутилась Джорджина. – Конечно, чем-то ее пичкают. Она ж совершенно обдолбанная.

      – Но ходит же она вполне нормально, – не согласилась Синтия.

      – А я – нет, – встряла Полли.

      Она и правда раньше ходила, волоча ноги и выставив руки вперед, ее красно-белые кисти при этом безвольно свисали. Холодные простыни не помогали, она так и кричала по ночам, пока ее не посадили на какие-то таблетки.

      – Но не все время, – заметила я. – В самом начале нового курса лечения ты ходила совершенно нормально.

      – А вот теперь – нет, – ответила она и принялась разглядывать свои ладони.

      Я спросила Лизу, дают ли ей что-нибудь, но она даже не посмотрела на меня.

      Так у нас прошел месяц, а то и два. Лиза сидела с кататониками перед телевизором, Полли шаталась как зомби, Синтия плакала после электрошока («Мне не плохо, – объясняла она мне. – Просто не могу удержаться от слез»), а мы с Джорджиной проводили время в нашей двухместной палате. Нас считали самыми здоровыми.

      С наступлением весны Лиза стала проводить чуть меньше времени перед телевизором. Вместо этого она начала засиживаться в туалете, но это была хоть какая-то перемена.

      – Что она там делает? – спросила я как-то у дежурной сестры.

      Медсестра явно была новенькая.

      – А я что, проверять обязана, кто там что делает в туалете?

      Я решила на ней оторваться, мы частенько так поступали с новичками:

      – Да там и минуты хватит, чтобы повеситься! Вы вообще понимаете, где находитесь? Вам здесь что, институт благородных девиц?

      Когда я договорила, мое лицо было практически у ее носа, что ее явно раздражало. Персонал вообще не любил даже намеков на физический контакт с нами.

      Я заметила, что Лиза все время ходит в разные туалеты. Их было четыре, и за день она обходила их все. Выглядела она плохо. Поясок свободно болтался на бедрах, а кожа казалась даже желтее обычного.

      – Может, у нее дизентерия, – предположила я.

      Но Джорджина была уверена, что все дело в таблетках, которыми ее пичкают.

      Так мы дожили до мая, когда однажды утром, за завтраком, мы услышали звук захлопывающейся двери. На кухню зашла Лиза.

      – Телевизор подождет, – только и сказала она.

      Она налила себе большую чашку кофе, прямо как раньше, и уселась за наш стол. Она улыбнулась нам, и мы улыбнулись в ответ.

      – Уже скоро, – таинственно произнесла она.

      Мы услыхали в коридоре какую-то беготню и возбужденные голоса, повторяющие: «Да что же это…» и «Да как же это…» Потом вошла старшая сестра и сказала Лизе:

      – Это твоих рук дело!

      Мы вышли посмотреть, что же произошло.

      Лиза обмотала туалетной бумагой всю мебель в рекреационной комнате (вместе с сидящими на ней кататониками), телевизор, даже противопожарные опрыскиватели на потолке. Бесконечные