Все, что мы еще скажем. Наталья Костина

в себе слова и не надо было жать рычаг, шлепать фирменные блямбы и швырять недокилограммовые пакеты в ящик… Мне стало как-то особенно спокойно… и тепло… и совершенно не хотелось двигаться и идти…

      Когда я очнулась – а вернее, проснулась, потому что я действительно отключилась на неизвестно какое время, – под фонарем никого не было. Скорее всего, они устали ждать. Или подумали, что я выскользнула через торговый зал, что было категорически, под страхом увольнения, запрещено.

      Лиска наверняка уже вернулась из школы, и она наверняка голодная… Я рванула к выходу, не оглядываясь и не раздумывая уже ни о чем, кроме ужина и дочери, что, разумеется, было огромной ошибкой. Самая терпеливая – та самая Людка, стояла за углом, схоронясь от ветра за будкой охранника, который не выйдет оттуда под дождь ни за какие коврижки, тем более защищать ту, о которой сейчас услышал так много интересного и хорошего!

      Людка, которая была выше меня на голову и тяжелее килограммов на двадцать пять, отлепилась от ограды и сделала шаг навстречу. И тогда я поняла, что морду мне будут бить не завтра, а прямо сейчас.

      Гошка, Георгеоргич, Гога, Гошенька и Герка

      – Здрась, Георгеоргич!

      Я видел, что возвратившуюся с неделю назад из деревни дворничиху буквально распирает от любопытства: ей не терпелось расспросить, куда ж подевались бывшие съемщицы со всеми пожитками, да не говорили ли чего о ней, не вспоминали ли на прощанье добрыми словами?

      Однако я спешил, хотя вполне мог остановиться и перекинуться парой слов, но… я просто не пожелал удовлетворять Петровну: злился на нее, что ли? Оттого, что она переложила на мои плечи все: начиная от синяков от упавшей на меня висельницы и до перетаскивания ее ужасающего, потрепанного и жалкого клетчатого барахла на новое место.

      Понимая, что предаваться подобному чувству мелко и недостойно, я все же упорно избегал общения с соседкой, старался незаметно прошмыгнуть мимо и даже пару раз постыдно не отпер ей, трезвонящей, заглядывающей в глазок и недовольно сопящей по ту сторону двери. Потому что, пока эта бабища пила самогон и закусывала разобранным на запчасти кабаном, я вместо нее дерьмо лопатой подчищал… да еще и делал вид, что мне не все равно! Миротворец, блин…

      Я злился на Петровну, но еще больше – на самое себя. Потому что пошел на поводу… совершал ненужные телодвижения и делал глупости, подобные которым клялся не делать больше никогда. Затем что в мире наказуемо отнюдь не зло – его, верткое, умное, ушлое, удачливое, попробуй излови! А хороших парней бьют именно за хорошие дела. Относись к людям так, как ты хочешь, чтобы относились к тебе, – да бред собачий! Тут же сядут на голову, и ноги свесят, и кнутом огреют… а потом сведут на ярмарку и продадут незадорого, когда выжмут все до последнего!

      Я проскочил мимо дворничихи со всей возможной скоростью, уверяя себя, что ужасно тороплюсь – потому что сегодня намечалось промежуточное обсуждение проекта с заказчиком, а любой заказчик – кровосос еще тот, и стоило поберечь