Всё это про любовь. Алексей Петрович Бородкин

Кое-что я понимаю лучше тебя, Емеля Сергеевич Рудня!"

      Нужно было поставить его на место. Зарвался, провинциальный следователь.

      – Как мне поговорить с подозреваемым Плотниковым? – тон ледяной, взгляд колючий. – Он в камере предварительного заключения? Выпишите пропуск.

      – Почему в камере? Зачем такие крайности?

      Рудня оторвал от настольного календаря листок, что-то на нём написал. Протянул мне: – Вот адрес. Только сейчас он… – следователь посмотрел на часы, – …сейчас он занят. Сегодня вообще-то неприёмный день. Вы неудачно зашли.

      Сева Усольцев (редакционный хохмач, отец шестерых мальчишек и дважды дед Советского Союза) говорит в таких случаях "Оп-па!" Приседает и хлопает над головой в ладоши, демонстрируя крайнюю степень удивления.

      "Что здесь, чёрт возьми, происходит? При чём здесь неприёмный день? Кого Плотников собирается принимать? Или это он записался?" – вопросы грудились и наползали друг на друга, напоминая льдины в ледоход.

      Сохраняя на лице высокомерную мину, я выбралась на улицу. Выбралась, надо сказать, несколько ошарашенная. Вздохнула полной грудью.

      Солнце стояло в беспощадном зените, мелькнула сорока, небеса казались выстиранными с отбеливателем.

      "Какое небо голубое, – напевал хрипатым шепотом репродуктор. Обещал: – мы не сторонники разбоя…"

      Приблизился старшина, нейтрально осведомился, как дела. Я ответила, что всё в норме. Нестрашно улыбнулась. Старшина смутился, потоптался на месте (перевалился с ноги на ногу, точно свежеподкованный конь). Попросил на него не давить.

      Чувства мои были далеки от порядка, и я переспросила:

      – Что?

      – Не давите, – повторил старшина.

      – На кого?

      – На Рудню.

      – На какую?.. В смысле, почему?

      – Беда у него.

      Милиционер сконфузился ещё сильнее и отошел. Я почувствовала, что теряю ориентацию в пространстве и времени, медленно досчитала до двадцати. Это помогло.

      Если "подбить бабки" получается вот что: девушку изнасиловал некто Плотников – раз. Насильник на свободе – два. У него какой-то приём – три, а меня просят не давить на следствие – четыре.

      "Или я сошла с ума, или в славном городе Илавецке так принято?"

      Пошла по улице, мечтая о порции шоколадного суфле. Не для того, чтобы полакомиться, но в терапевтических целях. Этот продукт питания неплохо восстанавливает мои моральные силы.

      Искать такси было бесполезно (не формат провинциального города), автобусных маршрутов я не знала. Пришлось "остановить" велосипедиста – пацана лет десяти, – и спросить у него направление:

      – Где находится ближайшая гостиница, мальчик? Любая…

      Хотелось принять душ, переодеться и приготовиться к бою. Первый раунд я (к своему удивлению) проиграла, но это не повод сдаваться.

      Мальчуган плюнул на колесо и радостно выпалил:

      – А она у нас одна, тётенька!

      Хам! Это я – тётенька?! В своём родном городе я бы обиделась на такое обращение, но в здесь обижаться было бесполезно (поняла это со всей