Эхо. Пэм Муньос Райан

Ансельм. Они что, ходили на одни и те же митинги?

      – Фридрих не будет рисковать, – сказал отец.

      – Отец, ты упрямишься, это безрассудно! А вот Маргарета меня поддерживает. Она меня понимает и разделяет мои чувства, так же как ее родители.

      – Ее родители? – переспросил отец.

      Элизабет вздернула подбородок:

      – Это они нам посоветовали попробовать сходить на митинг!

      Отец нахмурился и как-то весь сгорбился:

      – Наши собственные родственники… Вот как, значит, ты проводишь свое время?

      – Общественная работа занимает у меня только вечер среды и субботы, – ответила Элизабет. – И благодаря ей меня стали больше уважать и врачи, и медсестры. – Она встала из-за стола. – Отец, мне нравится в Союзе! Мы ходим в походы, устраиваем пикники. Поём! Я постоянно общаюсь с людьми, многим помогаю. Меня ценят за медицинские навыки. Я уже состою в Молодежной медицинской службе. И я твердо решила стать одним из вожаков! Буду подавать пример младшим девочкам.

      – Мечты, мечты, – проворчал отец.

      Элизабет пропустила его слова мимо ушей.

      – Я не смогу часто бывать дома, потому что, будучи потенциальным молодежным лидером, должна все свое время отдавать Союзу немецких девушек. Отец, мне нужно свидетельство о крещении. И ваши с мамой тоже. Или свидетельства о браке. А если каким-нибудь чудом сохранились дедушкины или бабушкины, было бы замечательно! Тогда мне будет гарантировано место в руководстве.

      В руководстве? Сестра намерена привлекать других к поддержке Гитлера?

      В дверь дома постучали.

      – Это, наверное, дядя Гюнтер со своим аккордеоном, – сказала Элизабет. – Может, хоть он за меня порадуется.

      И она выбежала из кухни.

      Отец встал, бормоча себе под нос:

      – Дядя Гюнтер не порадуется. Я пошел спать.

      – Штрудель не будешь? – спросил Фридрих. – И, может, немножко музыки?

      Отец ответил, выходя за дверь:

      – Аппетит пропал.

      Скоро в кухню вошел дядя Гюнтер, обнимая Элизабет за плечи:

      – Фридрих, наконец-то мы снова все вместе!

      Фридрих выдвинул для дяди стул:

      – Да, вместе… Только кроме папы. Он просил его извинить. С желудком что-то.

      – А, жаль. Ну ничего, мне больше достанется! – сказал дядя Гюнтер, окидывая взглядом стол.

      Элизабет подала штрудель и принялась оживленно болтать, будто не замечая отсутствия отца и унылого выражения Фридриха.

      Дядя Гюнтер сперва тоже был веселым и добродушно расспрашивал Элизабет о работе. Но, слушая ее рассказы, он становился все молчаливей. В конце концов отложил недоеденное любимое лакомство, сказал, что устал, надел пальто и взял свой аккордеон.

      Уже уходя, он посмотрел на Фридриха, и Фридрих не понял, что было в этом взгляде: жалость или страх?

      Он боится за Элизабет?

      Или за Фридриха с отцом?

      8

      На следующее утро, когда Фридрих вышел в гостиную, отец сидел, сутулясь, в кресле. Он как будто съежился,