Ярополк. Владислав Бахревский

Любо! – подхватил народ, радуясь обилию скота.

      Волхвы выждали и снова запели:

      – Как Сварог и Род свершали жертву пред единым богом, перед жившими прежде них, бессмертные бессмертным с бессмертной мыслью, так и мы да будем жить на вышнем небе, да вострепещут наши сердца на восходе солнца.

      К жертвеннику подвели золотого коня, Баян такого и не видел. Коня закололи. Текла кровь по желобу вокруг жертвенника, запылал огонь.

      Благомир с верховными жрецами осмотрел внутренности коня, и только потом расчлененную конскую тушу отдали пламени.

      – Скажи нам, волхв, что ожидает нас? – спросил Святослав Благомира.

      Любое слово в священном месте, сказанное даже шепотом, звучало явственно.

      Благомир встал перед народом. Волхвы сняли с него пурпурный плащ, облачили в белый. Сняли пурпурные чеботы, надели белые. На голову возложили золотой обруч с двумя вздыбившимися конями.

      Благомир поднялся на белый, торчащий, как палец, камень. Воздел к небесам руки. Концы плаща, прикрепленные к запястьям золотыми браслетами, стали как крылья.

      – Доля волхва Сварога говорить истину.

      – Говори! – крикнул Святослав.

      – Впереди, князь, у тебя великие войны и великая слава… Но то впереди. Уже у самого горизонта клубится тьма. Туча закроет небо, а дождь не прольется, ибо в ноздрях моих запах дыма, в ушах – плач плененных, в сердце – боль по зарезанным.

      – Кто враг? Кто?! – закричал Святослав.

      – Хазары, хазары! – зашумел народ.

      – Хазары, – сказал Благомир.

      Святослав вскочил со своего места, взбежал на камень, потеснив Благомира.

      – Я клянусь вам, русичи! Сварогом, Родом, жертвенным огнем! Как только княгиня Ольга, моя мудрая мать, отдаст мне узду власти, я пойду на Хазарию. Хазария станет пепелищем.

      – Когда ждать хазар-то?! – кричали встревоженные люди.

      – Не завтра. Перезимуете с миром, – сказал Благомир.

      Вдруг загрохотал камнепад. Может быть, это падали камни с душ: не завтра беда, и ладно.

      Пир во славу Сварога, в память Рода и пращуров устроили на лугу возле кургана, малоприметного от древности. Потешить народ вышли отроки-селяне. Рубились деревянными мечами. Самого лучшего, победившего всех, князь Святослав взял в свою дружину.

      Гусляр-пастух, учивший Баяна игре, спел, славя народ, про оратая:

      Оратай-то орет да посвистывает,

      У оратого сошка поскрипывает.

      У оратого сошка красна дерева,

      А омешики серебряные,

      А присошечек красна золота…

      У княжеского гусляра иные были песни: о битвах пращуров, о седой старине, о временах незапамятных. Пел о море Восточном, о соленом, жить бы там поживать – вода не пришлась по вкусу боевым коням. Пел о дивном Белом царстве, о чародеях-витязях. Не мечами рубились, не копьями сшибали с коней. Разили словом. Слово было мечом, и слово было щитом. Слово вздымало бурю, и слово бурю укрощало. Пел гусляр о могучих князьях, покоривших все земли, все царства.