Сны. Микаэль Лейдон

что за время наступило,

      Не могу никак понять?

      В больших деньгах отныне сила,

      Если хуже не сказать.

      Все продаются не по разу

      Ночью и при свете дня.

      И ни к чему теперь учитель

      Фехтования.

      Я был героем этих улиц,

      Всех созвездий и планет.

      Я никогда не соблюдал

      Нейтралитет.

      И мне ужасно интересно,

      У кого скрывалось зло,

      Покуда люди не придумали

      Добро?

      На отсыревших стенах школы

      Позабытые гербы,

      Рапиры, шпаги, эспадроны,

      Стойкий запах тишины.

      Замысловатой паутиной

      Плетет свои узоры ржа –

      В миру уроки позабыли

      Фехтования.

      Забыли упоенье боя,

      Где дышалось так легко,

      Где можно было проиграть,

      Но сохранить лицо.

      Ну а теперь его скрывают

      Солнцезащитные очки,

      И за тонированной маской

      Не видать души.

      Одно, увы, я знаю точно,

      То есть, знаю наперед.

      Сколь там веревочка не вьется,

      Час возмездия пробьет.

      Пройдут непобедимым маршем

      Люциферовы войска,

      Когда умрет последний Мастер

      Шпаги и Клинка…

      Скорей бы уже – он очень часто ловил себя на этой мысли – и пусть все идет… Боже мой, в которого я не верю, неужели это случилось? Неужели я сижу в самолете и улетаю для того, чтобы никогда не вернуться?!… Неужели я сделал это? Пятый глоток застал врасплох – он надсадно закашлялся, с трудом перевел дыхание – и внезапно увидел свое отражение в стекле. Едва угадываемые контуры лица, неимоверная и оттого почти что прозрачная бледность, трехдневная щетина. И почерневшие ввалившиеся глаза, казавшиеся слишком большими, слишком усталыми и до отвращения, до глубины своей, заполненные ненавистью. Глаза солдата, окруженного врагами, понимающего и принимающего близость смерти. Это надо же, без тени удивления и невзначай заметил он, до какой же степени одиночества и разочарования надо было дойти?… Просто нечего больше терять, усмехнулся он, глядя на исчезающие земные огоньки.

      Одновременно с шестым и последним пока глотком, он заметил, что пассажирское братство скооперировалось в первых рядах салона – южноамериканцы подсели к дублю коммерсанток с охранником, и вечеринка планомерно перетекла в активную стадию. Да и бог с ней, он вновь наполнил фужер, мне просто хочется напиться, напиться до той самой недостижимой пока грани, на остром лезвии которой неощутима пустота и сотни лет, что были до меня, будут после меня, и которые я уже прожил. Нет, поправил он себя, мне много больше, я уже счет потерял. Я столько умирал, а затем с неимоверным трудом возвращался к жизни, каждый раз давая себе клятву о невозможности последующего воскрешения, что даже сам процесс смерти уже