Эра Безумия. Песнь о разбитом солнце. Валерия Анненкова

подумайте, не в вас ли причина? Всей семейкой искали ей жениха – нашли непонятно какого князя из Москвы, который даже не удостоил нас своего присутствия на похоронах моей супруги.

      – Но… – попытался возразить Николай Васильевич.

      – Никаких «но»! – Твердо ответил старый граф. – У нас уже есть один такой господин, который только по редким праздникам проводит с нами время. Не так ли, внученька моя Наталья Михайловна?

      Кезетова опустила голову в пол.

      – Поэтому говорю вам, прекращайте эти ссоры. В конце концов, я еще не давал своего благословения на брак Анечки и вашего Хаалицкого. И если князь посмеет так и впредь отнестись к нашей семье, то о свадьбе он может и вовсе забыть! А сейчас расходитесь. Немедленно!

      Никто не посмел возразить графу. Все, недовольно переглянувшись, начали расходиться.

      В этот момент в поместье статского советника единственным, кого не коснулся сегодняшний инцидент был маленький Алеша. Об этом уже успели узнать и слуги, и соседи – все обсуждали роман Лагардова с очаровательной свояченицей. Удивляться тут, правда, было нечему – люди, не замечая своих грехов, всегда готовы быть судьями для тех, чьи поступки вызывают отклик в их сознании в виде различных, как правило, злых чувств: зависть, ненависть, ярость и разочарование. Нельзя точно сказать, какие эмоции испытывали все, кто позволяли себе наговаривать на Александра Леонидовича, ибо их чувства в тот момент смешивались в один смердящий комок людской злобы. Они не замечали, как это могло выглядеть со стороны, насколько низко и подло! Люди никогда не пытались осуждать ни кого-то, а именно себя, не пытаются, и пытаться не станут.

      Боявшаяся этих слухов, начало которым было уже положено, Анастасия Николаевна нервно расхаживала по комнате, бесшумно следуя от окна к двери и обратно. Ее пугала перспектива стать предметом насмешек со стороны двора, она, безусловно, боялась заслужить репутацию униженной женщины, не сумевшей удержать супруга. Ей хотелось биться в истерике, рыдать, рвать и метать. Но разве это могло бы что-то изменить? При всем желании, это бы ей точно не помогло.

      В комнату вошел Лагардов, женщина, казалось, не заметила его присутствия, продолжив стоять возле окна и смотреть на черное ночное небо. Как ей сейчас хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть из этой спальни, и больше никогда сюда не возвращаться. Она почему-то не хотела оборачиваться, ощущая при этом присутствие мужа. Анастасия Николаевна просто не знала, что ему сказать: осудить и обвинить в измене – так причина для этого была слишком незначительной, промолчать – так можно было вызвать недовольство с его стороны. Что бы она ни сделала – все равно бы ошиблась. Ночного скандала было не избежать.

      – Анастасия Николаевна, – обратился к ней Лагардов, – я понимаю ваше негодование, но прошу вас ради сына не устраивать сцен.

      – Не устраивать сцен? – ее голос прозвучал слишком монотонно, слово она сама