Культурный парадокс. Сборник рассказов. Алексей Владимирович Баев

небо, в котором сердобольные слободчане на метлах мертвые петли имени летчика Нестерова крутят, пожала печами…

      А потом улыбнулась недобро, ведьмину искру глазом желтым пустила, хохотнула гортанно и тоном, не терпящим возражений, значительно изрекла:

      – Что поделаешь? Осеннее обострение…

      Да в избу шустрой тенью и шмыгнула.

      Тяга

      Лесник поворошил золу кочергой – глянул, остались ли угли. Поцокал довольно языком, поднялся с корточек и закрыв дверцу, потянулся к заслонке.

      – Тяга, Колюнь, нам более ни к чему, верно? Тяга… – задумчиво проговорил он. – Кстати! Повадились тут, понимаешь, к нам эти… Интервенты, во! Одного-двух дерев им, собакам, мало. Давай, говорят, Саныч, мы вон ту площадку вырубим. Тебе злата доставим, а? Оно ж у вас в цене?

      – А ты чего?

      – Я? Хм… Ой, Коль… Чего ж вы, говорю, гости дорогие, удумали? – Саныч легонько постучал кулаком по печи. – Тута ж заповедник, злыдни! А они мне, знаш чё? Ты, говорят, Саныч, если на наши условия не согласен, мы тя в шхуну свою посадим и… эту… лотобо… любото…

      – Лоботомию?

      – Точно! Лоботомию, говорят, сделаем. Ну, Николаха, и осерчал же я! Снял с плеча ружжо да главному ихнему пальнул поверх треуха четвертым нумером. Для острастки. Чтоб совесть наружу вытащить.

      Лесник уселся на табурет, налил чаю сперва в чашку, потом оттуда в блюдечко, осторожно взял его за краешки, подул и с шумом отхлебнул.

      – Сникли, а как же… Стоят себе с топорами наперевес, морды кислые, зенки долу. Но то – страх, брат, не совесть. Совесть, Никола, чувство воистину человеческое. Ни у одного, даже самого распрекрасного, гуманоида ее нет. Да и у наших-то потихоньку выводится. Это я тебе, парень, как старший егерь говорю… с высшим университетским.

      – Ты ж бывший военный. У тебя есть гражданское образование? – удивился я.

      – А что, непохоже? Одичал, да? – хитро прищурился лесник, стрельнув поверх блюдца взглядом единственного глаза, но зато удивительного натурально-изумрудного цвета.

      – Леший тебя знает, – улыбнулся я. – Ты где учился-то?

      – Дык МГУ заканчивал. Исторический… Давно, Николах, то было. До армии ещё. – Опустевшее блюдце аккуратно стало на стол. – Будто в иной жизни, брат. И не в моей.

      Минут пять сидели молча. Каждый думал о своем. Я об удивительных инопланетных звездолетах, работающих на дровах. Если история Саныча, конечно же, правда. Он о… Чёрт его знает! Об ушедших годах, должно быть. Или… К бесам домыслы! Не знаю.

      – Ладушки, собирайся, Коль.

      Саныч резко встал из-за стола, опрокинув табурет.

      – Пойдем. Минут через десять будут. Обои сразу. Познакомлю и тебя, не против? А заодно и конвенцию составим. Трёхстороннюю. Ну, чтоб заповедника не трогали… Да ты куда в шкеры-то? Обморозишься! Колотун нынче знатный. Вона, в углу, валенки видишь? И бекеша за печью на гвозде. Тебе приготовил… Заслонка! А, прикрыл ужо…

      Каждый год по первозимью я езжу на Урал, к старому своему знакомому, бати покойного другу,