Истоки постмодернизма, краткая история авангарда. Памятка искусствоведа. Геннадий Логинов

дух иль тварь земная, —

      Повторил я, замирая, —

      Ты – пророк.

      Во имя неба говори: превыше гор,

      Там, где рай наш легендарный, —

      Там найду ль я, благодарный,

      Душу девы лучезарной,

      Взятой Богом в Божий хор, —

      Душу той, кого Ленорой

      Именует Божий хор?»

      Каркнул ворон: «Nevermore».

      Тогда я сочинил эту строфу, во-первых, для того чтобы, определив кульминацию, мог лучше варьировать в нарастающей последовательности вопросы влюбленного с точки зрения их серьезности и важности; и, во-вторых, чтобы точно установить метр, ритм, длину и общее расположение строк в строфе, а также разместить предыдущие строфы по степени напряженности таким образом, дабы ни одна не могла бы превзойти кульминационную ритмическим эффектом.

      Будь я способен в дальнейшем сочинить строфы более энергические, я без колебаний намеренно ослабил бы их во избежание помех кульминационному эффекту.

      Тут кстати будет сказать несколько слов о стихотворной технике. Моей первой целью, как обычно, была оригинальность. То, до какой степени ею пренебрегают в стихосложении, – одна из самых необъяснимых вещей на свете.

      Признавая, что метр сам по себе допускает не много вариаций, нельзя не объяснить, что возможные вариации ритмического и строфического характера абсолютно бесконечны; и все же на протяжении веков ни один стихотворец не только не сделал, но, видимо, и не подумал сделать что-нибудь оригинальное. Дело в том, что оригинальность, если не говорить об умах, наделенных весьма необычайным могуществом, отнюдь не является, как предполагают некоторые, плодом порыва или интуиции.

      Вообще говоря, для того, чтобы ее найти, ее надобно искать, и, хотя оригинальность – положительное достоинство из самых высоких, для ее достижения требуется не столько изобретательность, сколько способность тщательно и настойчиво отвергать нежелаемое.

      Разумеется, я не претендую ни на какую оригинальность ни в отношении метра, ни в отношении размера «Ворона». Первый – хорей; второй – восьмистопный хорей с женскими и мужскими окончаниями (последние – во второй, четвертой и пятой строках), шестая строка – четырехстопный хорей с мужским окончанием. Говоря менее педантично, стопа, везде употребляемая (хорей), – двусложная, с ударением на первом слоге; первая строка строфы состоит из восьми подобных стоп; вторая – из восьми же с усечением последнего безударного слога; третья – из восьми; четвертая – из восьми с усечением последнего безударного слога; пятая – тоже; шестая – из четырех стоп с усечением последнего безударного слога.

      Так вот, каждая из этих строк, взятая в отдельности, употреблялась и раньше, и та оригинальность, которою обладает «Ворон», заключается в их сочетании, образующем строфу; ничего даже отдаленно напоминающего