Воздух и ветер. Сочинения и фотографии. И.Н. Жданов

прожог на полотне селенья,

      и дышит входами, как дверь в страну преображенья,

      куда в надежде и тоске с неистребимой жаждой

      приходят все, кто одинок, приходят все однажды.

      Когда мне мало уголка автобусной стоянки,

      когда нет дела до того, что скажут мне цыганки,

      когда гнетет меня, как стыд, в чужом пиру похмелье,

      хочу, чтоб ты была одна в печали и без цели.

      Тогда мы встретимся с тобой под небом той валторны,

      и нас колодец напоит своей водой повторной

      и с ледяных ветвей вспорхнет отмеченная птица,

      попросит песенкой своей у нас воды напиться.

      И время тихо поплывет обратной стороною,

      ломая море на куски, дохнет стекло волною,

      и нет уверенности в том, что нет тебя со мною.

      «Мороз в конце зимы трясет сухой гербарий…»

      Мороз в конце зимы трясет сухой гербарий

      и гонит по стеклу безмолвный шум травы,

      и млечные стволы хрипят в его пожаре,

      на прорези пустот накладывая швы.

      Мороз в конце зимы берет немую спицу

      и чертит на стекле окошка моего:

      то выведет перо, но не покажет птицу,

      то нарисует мех и больше ничего.

      Что делать нам в стране, лишенной суесловья?

      По нескольку веков там длится взмах ветвей.

      Мы смотрим сквозь себя, дыша его любовью,

      и кормим с рук своих его немых зверей.

      Мы входим в этот мир, не прогибая воду,

      горящие огни, как стебли, разводя.

      Там звезды, как ручьи, текут по небосводу

      и тянется сквозь лед голодный гул дождя.

      Пока слова и смех в беспечном разговоре –

      лишь повод для него, пока мы учим снег

      паденью с облаков, пока в древесном хоре,

      как лед, звенят шмели, пока вся жизнь навек

      вдруг входит в этот миг неведомой тоскою,

      и некуда идти, – что делать нам в плену

      морозной тишины и в том глухом покое

      безветренных лесов, клонящихся ко сну?

      «Любовь, как мышь летучая, скользит…»

      Любовь, как мышь летучая, скользит

      в кромешной тьме среди тончайших струн,

      связующих возлюбленных собою.

      Здесь снегопада чуткий инструмент,

      и черно-белых клавишей его

      приятно вдруг увидеть мельтешенье.

      Внутри рояля мы с тобой живем,

      из клавишей и снега строим дом,

      летучей мыши крылья нас укроют.

      И, слава Богу, нет еще окна –

      пусть светятся миры и времена,

      не знать бы их, они того не стоят.

      Приятно исцелять и целовать,

      быть целым и другого не желать,

      но вспыхнет свет – и струны в звук вступают.

      Задело их мышиное крыло,

      теченье снегопада понесло,

      в наш домик залетела окон стая.

      Но хороша ошибками любовь.

      От крыльев отслоились плоть и кровь,

      теперь они лишь сны обозначают.

      Любовь, как мышь летучая, снует,

      к концу узор таинственный