Юность Плохиша. О восьмидесятых – без ностальгии. Роман Владимирович Днепровский

мне червонец на мои монеты – вот только, не имея возможности приезжать в клуб каждую неделю, я появлялся там раз в месяц со своим червонцем и сразу же покупал достаточно дорогие монеты – старые российские имперские медяки и европейские монеты девятнадцатого века. Сейчас, будучи опытным коллекционером, могу поручиться: детская интуиция меня тогда не обманывала, и то, что удалось приобрести в те годы, не только не было пустой тратой денег, но с годами превратилось в самые настоящие раритеты.

      А когда лето закончилось, дед с бабушкой решили остаться на даче до октября, а я уехал в город и отправился в школу, в пятый класс. Возвращение в школу после трёхмесячных каникул – событие, само по себе, не добавляющее приятных эмоций, а уж о встрече со своими дражайшими лицемерами-одноклассниками, и уж особенно, с драгоценнейшей Людмилой Дмитриевной я и вовсе не мечтал… но первого сентября выяснилось, что с этого года у нас будет новая классная руководительница, молодая учительница музыки Эльвира Юрьевна (через некоторое время выяснилось, что эта самая Эльвира Юрьевна снимает комнату в квартире у родителей нашего одноклассника Мишки Герасимчука, и что этот Мишка самым бесстыжим образом подглядывает за ней, когда она принимает душ). Но это ещё не всё: Людмила Дмитриевна Давиденко больше не работала в нашей школе – вместо неё, историю нам читал совсем другой учитель, Владимир Александрович Веселов, клоун и пьяница, о котором можно написать отдельный рассказ – а про Давиду говорили, что она, вроде бы, переехала жить в Киев…

      Повзрослев, я однажды вспомнил тот её памятный визит к нам домой, вспомнил и разговор, который мой дедушка провёл с моей класснухой с глазу на глаз, и – что уж греха таить? – заподозрил, что дед, желая уберечь внука от возможных неприятностей в школе, просто воспользовался какими-нибудь своими административными рычагами, позвонил куда-то… ведь он вполне мог сделать это: влияния и связей у него хватало. Но когда я напомнил об этом деду, и спросил его напрямую, не он ли приложил руку к тому, чтобы эта мразь навсегда исчезла с моих радаров, дед даже обиделся на меня:

      – Ну, знаешь ли, Роман!… – воскликнул он, – уж кто-кто, а ты-то должен знать, что я такими вещами всегда брезговал заниматься!… – и дед впал в такую обиду, что мне пришлось раскошелиться на бутылочку армянского коньяка, и просидеть за нею весь вечер с ним, чтобы как-то загладить свою вину.

      А ещё через несколько лет я случайно узнал о том, почему наша класснуха, метившая, между прочим, на пост директора одиннадцатой школы, летом 1983 года спешно покинула Иркутск, не сказва никому «до свидания». Эту историю рассказала мне моя приятельница Ольга Эггерт, учившаяся в той же самой школе, правда, лет на пять постарше:

      — Ты Давиду помнишь? – спросила у меня Оля, когда разговор у нас однажды зашёл о школьном детстве. Я кивнул, а она продолжала: – А как ей наш