Казачьи повести (сборник). Федор Крюков

Ножей не видать при них?

      – В руках не видать, а так думаю: должны быть при них ножи…

      – Надо осторожно. У тебя, Игнат, ружье – так ты уж иди передом…

      – Ружье-то ружье, вашбродь, да кабы заряжено! – прискорбным голосом отозвался Бунтиш. – Пистонов нет. Заходил к Кузьмичу пистонов взять – нет подобных пистонов…

      – Тогда дай свисток – пущай на всякий случай подойдут прочие…

      – Сзывай лезервы, Бунтиш! – послышался веселый женский голос из толпы.

      – Куче-то их можно голыми руками забрать! – уверенно сказал Бунтиш.

      – Ну, играй тревогу? Не проводи время! – опять раздался из толпы нетерпеливый голос, и дрожали в нем веселые ноты добродушного зубоскальства.

      Старик достал из-за пазухи свисток и надул щеки. Засвистел. Послышался странный, сиплый, глухой звук.

      – Э?! – насмешливо воскликнул кто-то в толпе.

      – Засорил…

      Старик подул еще – опять бессильно прошипел сиплый, простуженный звук.

      – Разучился!..

      – Чего разучился? Засорил…

      – Горошина застряла! – сказал старик, сердито обернувшись на критикующие голоса. И стал стучать свистком о ложу своего дробовика. Стучал томительно долго. Потом, набравши побольше воздуха, опять подул. Веселый, журчащий, клекочущий звук побежал в чуткую тишину, а ему тотчас отозвались еще два-три свистка в разных концах станицы. Бунтиш победоносно оглянулся кругом.

      – Ловко! – послышался льстиво-одобрительный голос Рванкина.

      Бунтиш засвистел опять, и снова дружеским приветствием откликнулись ему другие свистки – все с того же расстояния, ни дальше, ни ближе. Должно быть, сидели себе старички где-нибудь на завалинках и дремали.

      Заслышали ли эти свистки в хатке Копылова или просто надоело сидеть в духоте, но вдруг пьяный гомон из стен ее выбежал сначала па двор, затем к воротам, на улицу. Две черные, колеблющиеся фигуры, бестолково галдевшие, качаясь, подвигались вперед порывистыми толчками. Кричали, размахивали руками, ругались.

      Толпа, стоявшая поближе к перекрестку, сразу подалась назад, точно ветер вдруг подхватил се и погнал вдоль по улице. Дрогнул и отряд полиции. Страх всегда заразителен… Всем почему-то представились ножи, о которых так много наговорил Рванкин. Уже издали послышался командующий голос Фараошки – голос у него был большой, а дух малый:

      – Взять их!..

      Но даже тяжеловооруженный Бунтиш, прикрывавший отступление, был уже на таком расстоянии, что не видел, как обе шатавшиеся фигуры, – это были коваль в Дударев, – братски обнявшись, ткнулись вдруг в кучу золы около плетня и, после нескольких безуспешных попыток подняться, покорно отдались во власть мутного, пьяного сна.

      Бунтиш слышал буйные, вызывающие крики, доносившиеся все с того же зачарованного ужасами места. Иногда улавливал отдельные слова или обрывок неналаживающейся песни. И так прошло несколько длинных, томительных минут. Стал опять стягиваться рассыпанный отряд полиции. Из переулка вынырнул несколько сконфуженный Фараошка, а за