Сва. Валерий Байдин

они! – догадался мужчина и блеснул на жену глазами.

      – Щас милиция вас вылечит! Заразы такие, ещё и насмехаются, – женщина вытолкала мужа на улицу и гневно обернулась, – Собрались, расчихались. Я пойду сообщу, кому надо!

      Дверь захлопнулась, и все взорвались от хохота.

      – Угораю, мама!

      – Ну, ка-айф!

      – Это, это… полный абзац!

      – У вас хипп в голосе! – Откол грозно ткнул в Мади пальцем.

      Все разом покатились со смеху, но Потоп раздельно и громко произнёс:

      – Леди подумала, мы хотим её заразить. Придётся скипать.

      – Чё ты застремался? – демонстративно кашлянул Бор.

      – Нет, я серьёзно, – кашлянул в ответ Потоп.

      – Расслабьтесь! – крикнула Точка и презрительно высморкалась. Откол вынул из сумаря бутылку портвейна и приподнял над головой:

      – Так! Начинаем заседание худсовета. Разбор полётов…

      – На полу заседать будем? – прыснула Ни-ни.

      – А могут и в ментовку посадить, – мрачно продолжил Потоп.

      – Или в крезу положить, – хохотнула Точка.

      – Или, или… Не кашляйте, народ! – закричал Откол и открыл бутылку. – Да здравствует первый в мире ансамбль носоглоток!

      – И первый в истории концерт новейшей хиппо-музыки, ура!

      Жизнь в парадняке проходила по своим законам. Чтобы меньше мозолить глаза, обычно собирались после восьми вечера, когда жильцы безвылазно сидели по домам у телеящиков. После очередного стрёма с вызыванием полисов, все на несколько дней рассыпались по другим тусовкам. Ходили на «Пушку», на «Стрит», к «Ноге» или заваливались на чей-нибудь флэт. А через неделю-две потихоньку возвращались в парадняк. Так же беспрерывно курили, дружно смеялись над приколами, обнимались, поражали пионеров хипповым прикидом, феньками и непрерывным стёбом, иногда все вместе шли в кафе «Аромат», где блаженно тянули копеечный чай со слойками или пустым хлебом, аскали мелочь, делали детский смайл возмущённым гражданам, скидывались и в ближайшем лабазе покупали на всех конфет и дешёвого вайна, долго согревали и настраивали доску, чтобы отсинговать пару песен, кайфовали в тишине, подписывались на сейшены с другими тусовками, мечтали о весне и летних трассах и к полуночи разъезжались по домам до следующего раза.

      Но Сва, чтобы жить, должен был мертветь. Изнутри, с каждым днём всё больше. Гнать любые мысли, смеяться любому пустяку. Болтать ни о чём – быть, как все. Он держался из последних сил. А дома в нём всё срывалось.

      – Одиночество – это когда один ночью… – крутилась в голове дурацкая мысль.

      От неё он пытался избавиться, то глядя в книгу, то уставясь в окно. С нею засыпал, забывая во сне себя и неодолимую грусть. И внезапно просыпался, когда в нём просыпалась надежда:

      – Она придёт. Не может она пропасть навсегда.

      Однажды в парадняке Сва попал на бёздник Откола. Тот был в ударе, да ещё по такому случаю, принёс вайна и кучу прикольных штуковин.

      – В честь моего двадцатиоднолетия провозглашаю новое направление в искусстве. Называется