Сва. Валерий Байдин

вспоминал манящие глаза, лицо, фигуру, голос. Ради того, чтобы увидеть её, мотался по разным тусовкам и каждый вечер хоть ненадолго заглядывал в парадняк. Сва почти не ездил на факультет и в библиотеку, но и оставаться дома, непрестанно думая о ней, был не в силах. Он всё больше утверждался в мысли: Лави вовсе не тусовочная герла, как остальные. Она настоящая, и потому отовсюду свалила. Не раз в минуты отчаяния Сва готовился одним болевым рывком расстаться с системой и погрузиться в мир одиночек, но останавливало предчувствие: надо терпеть и ждать, Лави когда-нибудь появится.

Дик

      Из-за пронизывающего ледяного ветра в тот вечер парадняк был непривычно малолюден. Не было гитары, никто не пел, не смеялся. С полдюжины хиппов толпились в самом тёплом месте, у батареи, курили, без особой охоты глотали ледяной вайн и лениво переговаривались.

      Дик, завидев Сва, отвёл его вглубь подъезда, к заколоченной двери чёрного хода, где поворачивали во тьму усыпанные мусором ступеньки и откуда вечно тянуло подозрительной вонью.

      – Не хочешь косячок рвануть? Немного опиума для пипла. Или религии для народа, как сказал бы отец всех мажоров, – он протянул сигаретку.

      – Это что? – догадался Сва и напрягся.

      – Это? Травка. Не пробовал ещё? – глаза Дика глубокомысленно блеснули.

      – А ты пробовал?

      – Не смеши! Я два года зависаю.

      – М-да? А зачем тебе?

      – Да, просто. Чтобы крышу покруче задвинуло. Отрубиться, кусок кайфа поиметь. А что?

      – Не пойму, зачем такой кайф лично тебе? Ты что, по-другому не умеешь?

      – Чего тут понимать, чувачок? Торч много круче вайна. А жизнь кругом херовая. Нет кайфа в лайфе. Ну, будешь? Если что, потом сочтёмся.

      – Нет, я… – Сва заметался взглядом по стенам: – Слушай, у меня с собой портвешок есть. Может, всё-таки дринканём?

      – Опять молдавский? Ладно, уговорил, – он неохотно улыбнулся и спрятал сигарету.

      Сва пил понемногу, как обычно, Дик жадными глотками, быстро хмелел, хмуро усмехался, выслушивая пустяшные прогоны о жизни, учёбе, последних тусовках. Потом вдруг перебил, хмельно растягивая слова:

      – Мне это давно в лом, вот где! – он провёл рукой по горлу.

      – А наш парадняк?

      – Лабуда это, не врубился ещё?

      – Ты же сам меня сюда привёл, – удивился Сва.

      – А-а! – отмахнулся Дик и, опираясь спиной о заколоченную дверь, разом прикончил бутылку. – Пошли отсюда, смердит.

      Они вернулись в парадняк, но остановились в стороне от остальных. Дик пьяно привалился плечом к стене и с мрачной многозначительностью произнёс:

      – После «лета любви» в Калифорнии и Вудстока ничего кайфового в мире не было. И уже не будет. Тем более в совке.

      О чём шла речь, Сва имел смутные представления и спросил о другом:

      – А по жизни… ты что ищешь?

      Вместо ответа Дик ни с того ни с сего начал рассказывать про какую-то герлу:

      – У неё что фейс, что брэст