Лесси. Эрик Найт

это будет за «словечко», Джо знал заранее. Он знал, что, убежав из дому, он совершил проступок против семейного уклада. Но, только войдя в дом, по поведению матери он в полной мере ощутил, как глубоко этот проступок оскорбил его родителей. Мать не заговорила с ним, когда он снимал намокшую куртку, когда пристраивал к огню посушить свои башмаки. Она поставила перед ним еду, кружку горячего чая. И все еще не заговаривала.

      Наконец вернулся отец. Он стал посреди комнаты, его суровое лицо блестело, мокрое от дождя, а лампа бросала ему на нос, на скулы и на подбородок резкие отсветы.

      Они шли с собакой по тропкам в зарослях вереска, по тропкам, так хорошо знакомым обоим.

      – Джо, – начал Сэм Керраклаф, – ты знаешь, что ты плохо сделал, убежав с Лесси? Что ты обидел и мать и меня?

      Джо твердо смотрел на отца. Он поднял голову и сказал отчетливо:

      – Знаю, отец.

      Отец тряхнул головой и глубоко вздохнул. Потом поднес руки к животу и начал отстегивать свой толстый ремень.

      Джо молча наблюдал. Потом, к своему удивлению, услышал голос матери.

      – Этого ты не сделаешь! – крикнула она. – Не сделаешь, говорю!

      Она встала прямо против отца. Джо раньше никогда не видел такой свою мать. Она стояла против отца, лицом к лицу. Она быстро обернулась.

      – Джо, сейчас же наверх! Ложись спать. Уходи отсюда.

      Когда Джо послушно пошел, он увидел, что она опять повернулась к отцу и заговорила ясно и ровно.

      – Нужно сперва кое-что обсудить, – сказала она. – И я хочу начать разговор прямо с места. Я так полагаю – пора, чтобы кто-нибудь начал разговор.

      Оба стояли молча, потом, когда Джо по дороге к лестнице проходил мимо матери, она взяла его за плечи и одну секунду с улыбкой глядела ему в лицо. Она быстро прижала к груди его голову, потом ласковым движением руки подтолкнула его к лестнице.

      Поднимаясь по ступенькам, Джо дивился про себя, почему это бывает иногда, что взрослые так хорошо понимают тебя как раз тогда, когда они тебе особенно нужны.

      …На другое утро за завтраком, покуда отец был тут, о вчерашнем не обмолвились ни словом.

      Джо помнил, что накануне вечером, когда он уже ушел к себе наверх, мать с отцом повели разговор и потом, когда он уже лежал в кровати, они еще долго разговаривали. И, даже проснувшись среди ночи, он услышал, что они все еще разговаривают внизу. Слов он слышать не мог – дом был крепкой стройки, – слышны были только голоса: резкий, настойчивый голос матери и голос отца – низкий, гулкий и терпеливый.

      Но когда отец позавтракал и вышел из дому, мать начала:

      – Джо! Я пообещала отцу поговорить с тобой.

      Джо уставился на скатерть и ждал.

      – Ты знаешь сам, что ты плохо сделал, мальчик, знаешь, да?

      – Да, мама. Извини меня, я очень сожалею.

      – Знаю. Но что толку виниться задним числом? Этим, Джо, дела не поправишь. А время трудное, и ты не должен огорчать теперь отца. Теперь особенно. Не должен.

      Она