Лесси. Эрик Найт

он ответит герцогу прямо, то этим он как бы оговорит Хайнза. Хайнза он не любил, но все же не мог оговаривать его перед хозяином, потому что, как сказал сам себе этот честный человек, он «не хотел подводить парня, чтобы его потом прогнали с работы». Хайнзу могли дать расчет, а работу в те дни получить было нелегко. Сэм Керраклаф узнал это на опыте.

      Он разрешил задачу на обычный йоркширский лад. Упрямо повторил свои последние слова:

      – Я привел ее обратно, вот и все.

      Герцог смерил его грозным взглядом. Потом закричал еще громче:

      – Хайнз! Хайнз!.. Чего этот бездельник всякий раз убегает и прячется, когда он мне нужен? Хайнз!

      – Иду, сэр… Иду! – донесся гнусавый голос.

      Вскоре затем показался и Хайнз – прибежал, выскочив из кустов за собачьими клетками.

      – Хайнз, собака уже и раньше убегала?

      Хайнз неловко замялся:

      – Понимаете, сэр, тут оно так получилось…

      – Да или нет?

      – В некотором роде, сэр, она и впрямь убежала… но я не хотел беспокоить ради нее вашу светлость, – сказал Хайнз, нервно теребя в руках шапку. – Но уж теперь я присмотрю за ней хорошенько, чтобы больше она не убегала. Ума не приложу, как она умудрилась. Я затянул проволокой все места, где она подкапывалась, и уж я теперь догляжу…

      – Вы мне только посмейте недоглядеть! – заорал герцог. – Совершенный остолоп! Вот именно! Я начинаю думать, что вы совершенный остолоп, Хайнз. Заприте ее в клетку. И если она вырвется опять, то я… я…

      Герцог не договорил, какую страшную жестокость он собирался сотворить, и пошел прочь, притопывая со злостью и даже не сказав спасибо Сэму Керраклафу.

      Присцилле, видно, было неловко, она пошла сперва за дедом, но затем поотстала. Она обернулась и, стоя на месте, стала наблюдать, что происходило за его спиной. Хайнз кипел злобой.

      – Я й-её запру! – рычал он. – З-запру й-её, и й-ежели она еще хоть раз уббежит, йя йе-её…

      Он не досказал, потому что, говоря, он как будто нацелился схватить Лесси за гриву. Но он не успел и подойти к собаке, так как тяжелый, подбитый железом башмак Сэма Керраклафа наступил ему на ногу и пригвоздил его к месту. Керраклаф медленно договорил:

      – Я тут привел с собой моего мальчишку, чтобы на этот раз он запер ее сам, – сказал он. – Это она ради него прибегает домой. Так вот, он запрет ее и прикажет ей остаться.

      Потом вдруг загремел могучий йоркширский голос, как будто Сэм Керраклаф только сейчас заметил кое-что:

      – Ух, извини. Я и не заметил, что стою на твоей ноге. Пошли, Джо, мальчик мой. Отопри ты нам конуру, Хайнз, мы введем собаку.

      Присцилла, все еще стоя у старых вечнозеленых кустов, увидела, как собака прошла от конуры к ограде своего дворика. Когда мальчик проходил вдоль проволочной решетки, она подняла голову и затем подошла к нему. Колли прижалась к решетке, и мальчик долго стоял там, просунув пальцы в сетку и щупая холодный собачий нос.

      Молчание нарушил мужчина:

      – Идем, Джо, мальчик мой. Кончай, пора. Что толку затягивать? Вели ей остаться… скажи ей,